Эмиль Брагинский - Одна, но пламенная страсть

– Разве я похожа на разбойницу? – улыбнулась Алла.

– Похожа! – кивнула Катя. – Вы все на лицо симпатичные, но это обман. Мама ушла купить муку, у нас мука кончилась. Если вы сейчас же не уйдете – я вызову милицию, и вас скрутят! А мама у меня тоже очень сильная – она кандидат в мастера спорта по восточным единоборствам. Она вам как даст ногой!

Алла полезла в сумку:

– Конфету хочешь?

– Нет! – твердо отказалась Катя. – Конфета, может, отравленная!

– Всего тебе хорошего, Катя! – Алла повернулась и пошла прочь.

Настроение у Аллы стало подавленным. Надо же – дочь, что за невезуха! И дочка умненькая. Красивенькая. Внешне, как говорится, вылитый отец. Во всем виноват проклятый Вострохвостов, именно он! Вот такой неожиданный поворот приняли Аллины мысли: не придумал бы он эту поездку в Калугу, жила бы она себе спокойно и счастливо. Все! Она завязывает с проклятыми марками. Точка и восклицательный знак!

Так впрямую и рубанула Вострохвостову, ошеломив его по понятной причине – он терял небольшой, но постоянный доход. Так и Эдуарду объявила:

– Про марки забудь, видеть их больше не хочу! Пусть лежат себе в шкафу, как лежали сто лет, есть не просят. Мы уже не партнеры по бизнесу. Ты меня перестанешь любить?

– Нет! – четко произнес Эдуард. – С тобой в постели я как в невесомости, при чем тут марки?

– Как в невесомости – это хорошо?

– В космосе – не знаю, не был. А на земле – очень хорошо, отлично!

– Я твою дочь видела… – Алла не умела ничего таить в себе.

– Мировая дочь, верно? – широко улыбнулся Эдуард.

– Мировая! – согласилась Алла.

Эдуард поднял ее на руки:

– Выбрось из головы и думай только про меня, лады, и с песнями?

– Лады! – ответила Алла и снова стала счастливой. – И с песнями!

Жизнь пошла привычная, хорошая жизнь. Однажды Алла прогуляла Фому, вернулась с ним домой, вытерла ему лапы, – Фома был приучен к подобной процедуре, сопротивления не оказывал, одну за другой послушно поднимал все четыре мохнатых лапы, – как вдруг Фома задрал кверху морду и завыл. Протяжно завыл, отчаянно.

У Аллы сдавило сердце: предчувствуя недоброе, она обняла собаку, прижалась к ней:

– Что ты, Фомушка, ну перестань, родной, пожалуйста!

Но эрдель по-прежнему выл, больше того, из его коричневых глаз текли слезы.

Зазвонил телефон. Алла с ужасом глядела на аппарат, который звонил, не унимался. Алла с опаской сняла трубку и услышала то, что боялась услышать. На фирму, где работал Эдуард, был вооруженный налет, и Эдуарда убили. Алла, выронив трубку, опустилась на пол рядом с псом, который все еще изливал свое собачье горе.

Алла осталась жить вдвоем с Фомой. На похоронах, конечно, была. Держалась в сторонке. Народу пришло порядочно. Алла видела издалека жену, теперь уже вдову Эдуарда, и его дочку Катю. Алла подождала, чтобы с кладбища все ушли, все до единого, подошла к холму с лежащими на нем цветами и положила свой один цветок – белую розу. Эдуард если приносил ей цветы, то всегда приносил только один, любил, чтобы тот красовался в вазе в гордом одиночестве.

Смысла в дальнейшей жизни Алла не видела, разве в памяти об Эдуарде и дружбе с эрделем Фомой. Но жизнь, она ведь непредсказуема, и это хорошо. Ведь если бы люди заранее знали, что с ними случится завтра или послезавтра, то помнили бы только о будущих несчастьях, ведь нельзя прожить только на ковровой дорожке, каждому суждено оступаться и падать, и страдать.

И вот однажды опять зазвонил телефон, который Алла невзлюбила и хотела поменять аппарат, но новый стоил дорого, а с деньгами у Аллы было туго.

Алла подошла к телефону.

– Госпожа Алла Владленовна, это вас беспокоит Пологов Андрей Викторович. – Выговор был с отчетливым иностранным акцентом. – Я приехал из Люксембурга и хотел бы с вами встретиться.

– Спасибо! – резко ответила Алла. – Но именно с Люксембургом я уж никак не желаю встречаться!

– Но я прилетел специально для встречи с вами!

– Боже мой! – воскликнула Алла. – Что, вам больше делать нечего?

– Я не прошу вас приглашать меня к себе, но, если вы выберете время, мы вполне могли бы увидеться в холле гостиницы «Палас». Это угол Тверской и Большой Грузинской. Вход с Грузинской. Я вас, разумеется, встречу.

– Хорошо! – сдалась Алла. – Если вы на самом деле специально приехали. Только одно условие – вы ни разу не произнесете слово «Люксембург».

Пологов ждал Аллу у входа в отель – несмотря на холод, по-западному, без головного убора. Его черное кашемировое пальто и белый шарф хорошо гармонировали с волосами – редкими, но аккуратно подстриженными, тоже черными с белым. Выглядел Пологов лет на пятьдесят с небольшим хвостиком.