Эмиль Брагинский: Просто так

– Я могу и десятку… – сказал Толоконников, а женщина приподнялась со ступенек и спросила тихо-тихо:

– А зачем вы сюда приехали, по-честному? Я жутко любопытная.

– Ни за чем. Ехал в поезде, понимаете, окна, а за ними неизвестно что… и жизнь по-другому… понимаете… надоело… человек, он ведь так живет – вроде все у него хорошо, а где-то грызет – нет, не так… упускаешь.

– Я понимаю, – кивнула женщина. – И у меня это бывает. Я даже про это читала. Это называется раздвоение личности.

– Может быть, раздвоение… – согласился Толоконников. – Неважно, как это называется.

– А куда вы ехали?

– Домой, в Москву.

– И вместо Москвы сошли в Крушине?

– В Крушине!

– Вы сумасшедший! – сказала женщина.

– Конечно! Только вы укажите мне нормального. Меня зовут Юрием Сергеевичем. Юрой меня зовут.

– А меня Лидой. То есть Лидией Васильевной.

– А я на вокзале видал лилипута с медведем, – сказал Толоконников и добавил: – Лида.

– Ну ладно, сидите и ждите! Номер я вам добуду! – пообещала женщина.

– За десятку? – осмелел Юрий Сергеевич. И Лидия Васильевна охотно включилась в игру, видимо, ей тоже было здорово скучно, потому что как мужчина Толоконников не представлял собой ничего интересного. Заурядный тип – лицо среднее, рост средний, залысины и животик уже намечается.

– За десятку вы со мной не поладите! – озорно сказала Лидия Васильевна и исчезла. Толоконников покорно ждал ее минут сорок. За эти сорок минут Лидия Васильевна из милой полной женщины, и не более того, превратилась в его мечтах в Софи Лорен крушинского масштаба, а сам он в Мастроянни.

– Держите ключ! – вернулась женщина. – Номер двести сорок второй. Вы на сколько?

– На сутки!

– Тогда прописываться не надо. Пошли! – И Лидия Васильевна повела Юрия Сергеевича на второй этаж и показала ему номер двести сорок второй, славную конуру с деревянной кроватью, с тумбочкой возле нее, с канцелярским столом, украшенным телефоном, и современным эстампом на стенке – снег, много снега и синие деревья.

– Входите, Лида! – пригласил Толоконников.

Лидия Васильевна покачала головой:

– Что вы! В номер я не пойду!

– Тогда мы вынуждены будем разговаривать в коридоре! – сказал Толоконников, стоя в дверях с табличкой «242». – Как вы это раздобыли?

– Здешний администратор Катя – моя приятельница. Я к ней хожу за рижской туалетной бумагой.

– За чем? – поперхнулся Толоконников.

– А к нам ее завозят только в гостиницы. Ну прощайте, Юра… – усмехнулась Лидия Васильевна.

– Как, вы уходите?

– Конечно, ухожу. Вы думаете, я бездомная? Семья у меня, дочка.

– А как же я? – спросил Толоконников.

Лидия Васильевна ничего не ответила и пошла по коридору. А Толоконников смотрел ей вслед, мир рушился на его глазах, и он ничего не мог поделать.

Вдруг Лидия Васильевна задержала шаг, обернулась и засмеялась таким низким грудным смешком:

– Эх вы! Вам же охота меня остановить!

– Да! – признал Толоконников.

– Так чего ж вы?

– Так я… я… просто…

– Без четверти пять… – сказала Лидия Васильевна. – Вы выйдете из гостиницы и пойдете налево. Там будет мастерская, где чинят телевизоры. Вот возле нее.

И быстро ушла.

А Толоконников стал ждать без четверти пять. Ждать надо было долго, сейчас была половина двенадцатого. Он попробовал уснуть, но, конечно, не уснул, потому что мучительно думал, во-первых, придет ли Лида, не пошутила ли? А во-вторых, если придет, куда с ней подаваться и что делать?

Толоконников пошел шататься по городу. Старые здания стояли здесь вперемежку с новыми пятиэтажными. Причем они не возникли, как это часто бывает, на голом месте, вокруг росли тополя, которые никто варварски не обрубал, и поэтому тополя росли буйно и весело.

Толоконников гадал, в каком доме живет Лида, в старом или новом. И если она все-таки придет на свидание – что же тогда? Хорошо ли это, порядочно ли? Ведь он действительно приехал только на сутки, потому что послезавтра в главке совещание и он специально для этого совещания ездил в командировку. И вообще, незнакомая женщина – удобно ли к ней приставать? Вдруг обидится и еще, чего доброго, скандал устроит? И потом… как он покажется в Москве жене? Если ей повиниться – она-то наверняка устроит скандал и всю жизнь будет попрекать, и еще матери своей расскажет, а это все равно что объявить по радио. Нет, жене говорить не надо, но ведь он, Толоконников, ничего не умеет скрывать, жена сразу учует, что он что-то скрывает, и тут начнется…