Галина Щербакова: Толстый и тонкий

– Они уже помре, – сказал тонкий. – Не выдержали ветра перемен.

– Мои еще скрипят, – ответил толстый. – Дачка у них сарайчиком стоит. Ну, и огородик какой-никакой. Но, скажу тебе, вареньем на зиму обеспечены, ну и картошкой там, свеклушей с моркошей. Так все-таки где ты и кто? Начальник какой? Я забыл, ты что кончал?

– Я не кончил… Ушел с пятого… Незаконченное высшее называется… Я ж на геофаке учился в педе. Увял с тоски.

– Ну и? – приставал толстый.

– Я в шоу-бизнесе служу российскому народу. Ха-ха!

«Вот как! – подумал толстый. – Недаром это слово у меня уже в голове сидело. Шоу». И спросил прямо:

– Поешь? Пляшешь? Ко мне приходит ваш народ.

– Я круче! – гордо сказал тонкий. – Я работаю с шестом и на шесте. – Это тебе, гад, за неведомые термы, думал он, пошевели своей немытой головой, что это, вон какие грязные космы торчат из-под траченного молью берета. Откуда этому сумочному идиоту знать про шест?

– А! – сказал толстый, ничего не поняв. Но решил, что это цирк, что ж еще? Тонкий и ловкий, он карабкается по шесту к куполу. Красиво, еж твою двадцать, не то что «поддай парку, начальник». – Ну и славно! Пойдем по своим! Рад был тебя встретить. Смотрю, идет такой красивый с косичкой. Сразу подумалось – наверное, артист цирка.

И артист не возражал. Его только задевали эти чертовы термы. Надо бы познать, надо бы.

А толстый решил читать цирковые афишки, и как только увидит фамилию Жареный, так и купит билет.

А Жареный думал, что этот идиот ничего не понял. Конечно, он артист, а кто же? Но не какой-нибудь, он особенный, он штучный. Он стриптизер. А вот что такое термы, он так и не знает. Самое близкое слово на памяти – термиты. Наверняка он травит какую-то мелкую нечисть. И в этой страшной сумке у него яд для нее.

И тонкий еще более напружинился и даже вильнул задом с ощущением полного превосходства над неудачником-одноклассником. Термитом, одним словом.

«А с шеста можно и хряпнуться», – думал толстый. Но тут же вспомнил скользкий пол бани, как однажды у него разъехались ноги так, что едва не лопнуло в самом главном месте. Так что – что там говорить. Они оба рискуют жизнью, зарабатывая на хлеб. И толстый даже веселее понес сумку. Навернуться с шеста – мало не покажется. И сумка стала еще легче, ибо ничто так не смазывает сердечные сосуды русскому человеку, как мысль, что другому хуже, чем тебе.