Галина Щербакова - Шла и смеялась, шла и смеялась…

Я и тяжелое нарочно поднимала, и в горячей ванне парилась. У меня ведь всегда точно… День в день… Я говорю маме: «Это на нервной почве… Перед экзаменами». – «Подождем, – сказала мама и тут же: – Что это Виталика давно у нас не было… Вы не поссорились?» – «Да ну его! – говорю. – Деловой стал, сил нет…» Вижу – мама задумалась. Не сильно пока, не так, чтоб не спать, но что-то и у нее возникло под ложечкой. Все-таки мы с ней одно дерево. Уже во время экзаменов она потащила меня к врачу, и все тайное стало явным. Опускаю крики, слезы и мордобой. Было в количестве. Но одно сразу решили: Виталия мы выводим за скобки раз и навсегда, аборт делаем после выпускного вечера, поруху мою забываем напрочь и живем как бы с девственностью и честью. Все так и было. Маточной кровью я это решение подписала.

На этом месте Лиза всегда замолкала и ждала эффекта. Когда эта история была народом изучена до подробностей стирания кровяного пятна в образе острова Сахалин и комплиментов абортирующего доктора по поводу Лизиных интимных прелестей: «Ишь, какая меховая киска! А после бритья, знаешь, как разрастется? До самого пупочка!» – так вот, слушая историю раз в…надцатый, люди уже научились «производить эффект» после слов о «маточной крови», кляня и костеря мужиков. Это было дешевле, чем если Лиза начнет сначала, «чтоб пробрать и достать как следует». В конце концов смысл всех историй в накапливании воспитательного результата. Как бы через тернии (маточная кровь) к звездам (фиг воспользуешься моей слабостью впредь. Не на ту напал, мужик-сволочь).

Больше десяти лет после окончания института Лиза несла в себе убеждение: любовь для дур. Это им надо слова говорить, хвост пушить, а женщине с мозгами – это не только ни к чему, это ей даже противно, так как она знает – идет агитационная кампания. Конечно! Конечно… Старость – вещь паскудная, и хорошо бы к ней иметь опору в виде хорошей дочери, как она своим родителям. Да и папе уже трудно кувыркаться на даче, он даже на крышу не может влезть для профилактического осмотра. А крыша – это крыша.

На этих жизненно важных мыслях Лиза подтянулась, взбодрилась и оглянулась окрест. Хороший бросила взгляд, ухватистый. Если бы они знали – носители штанов – сколько их сразу осыпалось наземь. Как шелуха от семечек: момент – и на полу. Конечно, были и такие, что в поле зрения остались. Но они все были женатые, а Лиза твердо сказала: ношеных ей не надо. Б/у, секонд-хенд – это для других. У нее же высокие требования, муж первого призыва, и она отступать не будет.

Сергей Николаевич возник как по заказу: и планово, и строго по требованию. Он был холост. Имел техническую степень. Однокомнатную квартиру. Маму на далеком расстоянии и под присмотром вполне здоровой сестры. Был практически не пьющ, кто же считает рюмку-две на праздники и события? У него был рост. Ноги и руки большие, что для мужчины ни в коем случае не минус. Объективно были и минусы. Оклад-жалованье у него был ниже, чем у Лизы, которая хорошо воспользовалась незамужеством для продвижения по службе. Еще у него был незначительный дефект – сжеванное ухо, результат младенческой травмы. На дефект ниспадали довольно приличные волосы, что вводило людей простых в заблуждение – его принимали за человека свободной профессии. Журналиста там или художника. Это смешило Лизу. Что мы за дикий народ? У нее был знакомый художник – абсолютно лысый, а журналисты – вообще пьянь, сравнение с ними для Сергея Николаевича просто оскорбительно. С журналистами у Лизы был свой, давний счет. Еще в институте приходила к ним одна. Все чего-то спрашивала, выискивала, а потом сказала: «До чего же вы скучный и серый народ, братцы!» А вечером ее видели поддатой в студенческом общежитии, и были неприятности политического свойства. Этого еще не хватало в жизни! Сергей же Николаевич даже в стенгазету не стал бы писать заметки, несмотря на пышные свои волосы. Дело было в ухе. Его надо прикрывать.

Лиза тогда сильно сконцентрировалась и, чтоб уж совсем не ошибиться, сходила к одной ясновидящей, к которой даже большие-большие начальники наведывались, принимая государственное решение – пустить там реки вспять или идти в Афганистан. Пошла и Лиза. Ясновидящая пользовалась сразу всем. И чаем, и кофе, и фасолью, и картами, и даже волос жгла на свече. Это, естественно, насторожило. Лиза всегда считала, что в своем деле надо быть специалистом узким. А когда и фасоль, и карты – это несерьезно. Но пришла так пришла.

Читать дальше