Георгий Мантуров - Берлога

С сожалением оглядывая еще непройденную огромную территорию, он направился на выход, к кассам. Потом в выходные или еще куда-нибудь он приедет сюда, но только не с бухты-барахты, каждая покупка должна быть хорошенько обдумана. Нечего сорить деньгами.

На кассе с него спросили 19 200 рублей, львиную долю занял столовый набор. Он с неожиданным для себя равнодушием нащупал в кармане 4 бумажки и протянул их кассирше.

– А вдруг спросит сейчас, откуда, мальчик, у тебя такие деньги? – подумал он. Но кассирша просто взяла деньги, проверила каждую купюру на специальном устройстве, пробила чек и дала сдачу – восемьсот рублей.

Пока она все это делала, Димон с удивлением подумал, что никакого ликования от происходящего он не испытывает. Сколько раз он видел, как люди расплачиваются в магазине за большие покупки, сколько раз прикидывал: вот бы ему иметь столько денег. Да он бы до потолка прыгал, если бы мог себе позволить такие расходы!

Сейчас же он как бы со стороны смотрел на эту картину: стоит мальчишка в кургузой курточке, накупил на 20 000 всякой всячины и ничего особенного! Стоит себе, ждет, пока дадут сдачу, потом пойдет к своей новенькой Тойоте, и водитель помчит его домой. Все нормально. Как будто, так и должно быть.

Он начал собирать покупки в большие пакеты и случайно увидел кем-то оставленную на кассе бутылку коньяка. Может, кто передумал или денег не хватило.

– Сколько? – взяв в руки бутылку, спросил Димон у кассирши.

– Восемьсот.

– Как раз на сдачу, а то папе что-то мало досталось, – подумал он. – Я возьму.

Кассирша машинально провела бутылкой над сканером и вдруг отдернула руку.

– А тебе лет-то сколько? Есть восемнадцать?

Димон опешил. Ему в голову не пришло, что коньяк ему покупать не положено.

– Вы извините меня, но я не себе, я в подарок.

– Не положено.

У Димона похолодело внутри. Он знал этот холодок. Это означало намерение идти до конца. Это была не злость, не вспышка ярости, а именно упертость: будь что будет, но я не отступлю.

– Прошу вас, вы же видите, что это я не себе. Я отцу в подарок, – отчетливо и тихо произнося слова, сказал он.

Кассирша несколько секунд колебалась. Таких покупателей у нее еще не было. Кто его разберет? От этого мальчика, запросто выложившего 20 000, неизвестно чего можно было ожидать, и она решила не связываться.

– Мне уже один раз попало вот из-за такого мальца. Только давай быстрее, проходи.

Димон вернул ей 800 рублей сдачи, засунул бутылку в пакет и, весь пылая, отошел от кассы. Холодок сменился жаром, кровь ударила в голову, руки тряслись. Он начал искать машину, не сразу, но вспомнил про J 14, сориентировался и пошел в нужном направлении.

В машине он задумался.

Вот он разбогател. Еще утром в кармане было всего триста рублей, а сейчас просто какая-то немереная куча бабла! Надо, правда, расплатиться с долгами, но все равно, денег много, даже непонятно, куда их девать, такую кучу.

В следующем месяце Кудрявцев начислит еще, потом еще. До лета не выгонят, не должны. Или надо будет что-то такое отчебучить, чтобы выгнали с треском! Но он себе такого позволить не может. Надо быть очень осторожным, обдумывать каждый шаг, каждое слово. И ни в коем случае не просчитаться с бизнес планом, выверить каждую цифру.

То ли от разговора с кассиршей, то ли от впечатлений целого дня у него внутри что-то дрожало. Это не было радостью, ликованием, просто нервная дрожь. А где счастье?

Ведь деньги это счастье, так ему всегда казалось. Не просто казалось, он был уверен, что все проблемы – ничто, если есть деньги. Вот они теперь есть, а где счастье? Почему не радостно? Где ликование?

С другой стороны, почему не радостно? Радостно, конечно. Точнее, приятно. Приятно ощущать в кармане хрустящие, только что из банкомата новенькие купюры.

Но такого счастья, как тогда, когда он вылетал как на крыльях по лестнице к бабулькам, гревшимся на солнышке, почему-то не было. Такого счастья как было, когда он целовался с Женькой в прихожей, даже близко не чувствовалось. Не хотелось ни прыгать, ни орать что-то безумное, ни драться с целым светом из-за Женьки, ничего такого в помине не было.

– Это я устал просто, – подумал Димон, – или мне все просто снится, и я сейчас проснусь.

Он решил позвонить домой, сказать, что едет, и вспомнил: сегодня ни разу никому не звонил. Да он же выключил его! На совещании, в самом начале. Значит, никто ему целый день не мог дозвониться. Вот это да! Сколько же ему было входящих?