Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера

– Ну мы-то еще учимся своему ремеслу, – ответила Маргот. – Вот как станем настоящими профессионалами, тогда скажем.

Она хлопнула Маркмана по плечу, и непритязательный к шуткам народ, сидевший за столом, дружно расхохотался.

Хайнци объявил, что всех угощает. Рюдигеру пришлось высвободиться из объятий Герды и поспешить за напитками.

В следующую субботу Рюдигер не без волнения отправился к Хайнци. Около часа ночи пришли Маргот и Герда, которая первым делом влепила смачный поцелуй оказавшемуся поблизости Рюдигеру. Он так и опешил с полным подносом в руках.

При расчете повторилась прежняя сцена. Рюдигер нарочно подсел к Герде. Он задумал это, пока еще был трезв. Герда казалась особенно разгоряченной. Она так тискала Рюдигера, что у него захватывало дух и он опасался сильно просчитаться. Кое-как он все же справился с расчетом и уже хотел отнести к стойке блокнот и распухший бумажник, но Герда, повиснув у него на шее, потащила Рюдигера за собой.

Хайнци погасил внешнее освещение.

– Прямо нету сил глядеть, как вы обнимаетесь, – сказал он и дружески подтолкнул парочку к кухне. Там стояла кушетка. Рюдигер знал это и не упирался.

Здесь он впервые ответил на ласки Герды. Когда она начала раздевать его, Рюдигер слегка оробел, но потом сквозь хмель подумал: она сама знает, что делает.

На следующий день Рюдигер проснулся только к обеду. Вчерашнее происшествие показалось ему совершенно неправдоподобным. А тут еще бабушка сказала, что вся его одежда пропахла… и, к счастью, добавила, дымом.

Бабушка смирилась с его работой в пивной, хотя ей совсем не нравилось, что Рюдигер возвращался домой так поздно. Но сотенная купюра, которую он приносил, была весьма убедительным аргументом. Поэтому бабушка лишь вздыхала:

– Ничего, отоспится.

Всю следующую неделю Рюдигеру не удавалось сосредоточиться на уроках. Он пытался вспомнить, что же все-таки произошло. Но мешал пивной и водочный туман той ночи, поэтому Рюдигер так и не смог разобраться, что же было явью, а что, возможно, лишь его фантазией. На всякий случай в очередную субботу он, к удивлению бабушки, необычно долго торчал в ванной.

– Привет, Казакова! – встретил его Хайнци и на сей раз не стиснул руку, а приятельски хлопнул Рюдигера по плечу, да так, что чуть не выбил из сустава.

Значит, все правда, подумал Рюдигер, ему было неприятно, что Хайнци знает о нем что-то такое, о чем сам он не может вспомнить. И хотя Хайнци встретил его вроде бы комплиментом, настроение у Рюдигера испортилось.

Когда пришла Герда, он стеснялся смотреть на нее. Она же держалась как обычно. Рюдигер опасался насмешек, но никто над ним не подшучивал. Эта суббота вновь закончилась старой кушеткой в кухне с ящиками из-под банок с колбасками и оливковым маслом.

Так продолжалось целый месяц.

Рюдигер никак не мог набраться смелости и заговорить с Гердой на кушетке. Не хватало духу. Хотя Рюдигеру казалось диким, что при такой близости люди молчат. Разговор откладывался до следующего раза.

Однажды в пятницу, пересчитав выручку, Хайнци сказал:

– Слушай, завтра будь побойчее.

Рюдигер не мог сообразить, о чем речь.

– Герда вся так и млеет, но не все же ей делать самой.

Рюдигер удивленно спросил, откуда Хайнци известно, кто и что у них делает. В ответ он увидел такую гнусную ухмылку, что сразу все понял.

– Видишь ли, старик. Совсем за бесплатно я ничего не делаю, – сказал он. – Немножко приглядел за вами, только и делов.

Он кивнул на окно из кухни к стойке.

У Рюдигера потемнело в глазах. Этот скот, подумал он, все время следил за нами.

Он выскочил на улицу, здесь громко выругался и уже никогда больше не появлялся в пивной у Хайнци.

Сидеть без дела Поммеренке не мог.

Вилфреду на запрос много времени не понадобится, да и архив со старыми «делами» находится здесь же, в подвале, но все-таки на предварительный сбор материалов уйдет часа два, не меньше.

Рюдигер взглянул на часы. Два. До четырех ничего не принесут.

Он взял двойной лист бумаги в клетку, черный фломастер и крупными буквами вывел – Феликс Бастиан. Потом красным фломастером он очертил по линейке имя и фамилию аккуратной рамкой. Рюдигер любил пользоваться линейкой, когда чертил таблицы, диаграммы или схемы. Это осталось у него с курсов по делопроизводству и управленческой работе.

На чистом листе бумаги лишь имя и фамилия. Итак, начнем с Феликса. Им можно заняться и без «дела». Поммеренке постарался заглушить в себе вновь проснувшуюся тревогу. («Неужто Штофферс затеял-таки проверку?»)