Михаил Елизаров - Нагант

Он, чувствуя их настороженность, произнес, запинаясь:

– В душе давно зрело что-то хорошее… Оберегал, боялся растратить, а теперь говорю смело – бери, это твое! – и преданно уставился в жениховы очи.

Толпа одобрительно загудела, отрок на цепи забился в припадке, всколотил языком пену, проворный слуга подставил к перекошенному судорогой рту кубок и доверху наполнил бешеной слюной. Матвею поднесли кубок, он осушил его. Материнство ударило в голову, молоко закипело в грудях, внутренний голос подсказал: «Дающая рука – пламя, забирающая – лед!»

Охваченный чудной силой, Матвей порвал на милостыню ставшее хлебным тело мученика и рассовал по жадным ртам калек и старух. Безымянный палец Матвея точно обдало кипятком, и на пальце выступило золотое обручальное кольцо.

Кто-то наверху затянул небо в узел, и стянувшееся пространство образовало стены собора. Вступил писклявый хор на клиросе, вздохнул могучими легкими орган, только органиста не было видно – на стене шевелилась медвежья тень. Зажглись капающие огнем селитровые светильники. Матвей узнал среди прихожан своего покойного дядю. Дядя сделал знак: «Молчать!» – и щеки Матвея коснулся крылом нетопырь.

Оглядевшись вокруг, Матвей увидел, что роспись поблекла, кое-где вьется плющ, плиты под ногами растрескались и в щели пролезли мосластые корни. На подушках мха дремало стадо свиней, валялась скорлупа гигантского яйца, трепыхалась живая рыба. У колонн стояли истуканы в черных латах. Нищие, обмотанные цветастым тряпьем, прокалывали друг у друга волдыри. Поодаль кающиеся грешники выводили заунывные псалмы. На парчовых волнах розовые младенцы сосали пальчики, напрягали и расслабляли сфинктеры и сладострастно кричали. Подвешенная на крюк, сочилась освежеванная коровья туша. На плите собралась лужа крови, и тонкие борзые осторожно лакали из нее.

Священник, кривляясь, сказал с амвона:

– Бог родился без отца и матери от червя и рождался многажды. Червь зародился в Боге, Бог ел, и червь ел, и Бог был сыт червем, и червь – Богом. И от этого светило солнце! – Священник вытащил из-под рясы трусы, вытряхнул на прихожан и слезливо продолжал: – Бог своего сыночка солнышком грел, дождиком поливал, ветерком обдувал… – Рыдания задушили его.

Тогда заговорил Жених, блистая бледностью кожных покровов:

– Первая моя беременность завершилась мертворождением, потом родилась дочь, но умерла от кровоизлияния в мозг, от третьей беременности родился мальчик с врожденным дефектом сердца и тоже умер, четвертая закончилась выкидышем… – Жених изможденно засопел и прикрыл лицо руками.

– Дети, дети! – на все лады причитал священник. – Чего же вы ждете?! Быстренько поцелуйте папе ручку!

Четыре урода вышли из толпы и, приложившись к протянутой руке, стали за спиной Жениха.

– Пятый сынок… вроде как плачет… – Жених поискал глазами Матвея. – Иди, Матвей, покачай его, – он указал на каменную люльку.

Под конвоем всеобщего внимания Матвей приблизился к люльке и поглядел на младенца. До чего страшен был: башенный, бугристый череп, плоская переносица, нижняя челюсть отвалилась, выпал толстый язык, зубы мелкие, рот высох, зрачки закатились, кожа землистого цвета, с плесенью.

– Ну что? – с тревогой спросил Жених. – Уснул?

Матвей потрогал ледяной лобик младенца и ответил срывающимся от сострадания голосом:

– Помер ваш сынок!

– Как умер? – взвыл Жених. – И этот?! – И вдруг зашептал бредоподобно: – Я только сына родил, умереть хотел, а на закате вздумалось людей судить. Я ребеночку зла желал, не знал, выживет ли… Старушки сказали: «Молись», – а сами совокупляются с внучатами… Почему так получилось, почему сынок мой умер, почему люди плачут?!

Рыдали карлики, бросив плясать, кающиеся грешницы царапали груди, заходились плачем старухи, роняла слезы коровья туша, голосил священник, приобняв нетопыря за пупырчатую шею.

– Тогда закрой ему глаза, – утираясь, попросил Жених.

Едва Матвей коснулся лица сыночка, тот извернулся, тяпнул Матвея за безымянный палец, откусил и проглотил вместе с обручальным кольцом. Матвей затряс от боли рукой, а сынок выскочил из люльки, подбежал к Жениху и, балансируя растущими из подгнившей спины бесперыми крылышками, вскарабкался по одежде ему на плечо. Громовой залп хохота сотряс стены собора.

Жених сказал с ласковым укором:

– Матвей, разве шутят со смертью?

А Матвей дрожал, понурясь, пряча саднящую руку в рубахе.

– Начинаем обряд боголожества! – провозгласил священник. – Жених и Невеста, подойдите ко мне!