Елена Сазанович - Всё хоккей

Надежда Андреевна умоляюще смотрела на меня. Она была такой трогательной в этом спортивном костюме, и такой счастливой. И я не мог отказать.

– Спасибо.

– Вы меня осуждаете?

– Осуждаю? – я искренне удивился. И вдруг подумал, что давно уже разучился осуждать. – Нет, я просто не понимаю.

– Я и сама не понимаю. Но я счастлива. Разве этого мало, чтобы меня оправдать?

– Кому оправдать? Зачем? Не перед кем не нужно оправдываться, Надежда Андреевна. За счастье не оправдываются. Его всегда так не хватает. Нужно только благодарить за него.

Я прикоснулся губами к ее руке. Она взъерошила мои погустевшие волосы.

– Я никогда не забуду Юру. Вы ведь больше других понимаете, что забывать нельзя? Ничего нельзя забывать. И только память нам позволяет идти дальше. Я хочу идти, Виталий, я не хочу стоять на месте. И вы идите, обязательно, все время идите. И спотыкаясь, и падая, и ошибаясь, и хромая. Может в этом беспрерывном движении и есть жизнь. Разве в тот год мы с вами жили?

– Не думаю, – я отрицательно покачал головой.

– Я жила только памятью, вы – только раскаянием. Мы теперь отдохнули. Возможно, и я ошибаюсь. Но вновь нужно идти.

– Я пойду, Надежда Андреевна. Пойду, – я помахал ей рукой на прощанье и скрылся в лесу.

Я уже ничего не понимал в жизни. Но главное, не хотел понимать. Я хотел оперировать фактами. Разве счастье обязательно то, которое мы себе когда-то вообразили? Вряд ли. Оно может явиться к нам в любом виде. И, возможно, в самом неприглядном. Но если мы счастливы. Что еще имеет значение? А еще мне почему-то показалось, что Смирнов, если и видит их рядом, то не обижается, ну ни капельки. И почему я так подумал?

ЛЕХА ВЕТРЯКОВ И ДИАНА

О них я слышал постоянно. Их лица, мелькающие попеременно, появлялись то в глянцевых журналах, то перебегали из сериала в сериал.

Леха тогда же бросил хоккей. Но по другим причинам. И я подумал, как много в жизни значит женщина. Леха в принципе был неплохим парнем. Но стал парнем Дианы. И если у него были задатки к глупостям и к глупостям красивой жизни, то Диана (надо отдать ей должное) их профессионально и талантливо раскрыла. При чем все сразу.

И Леха из хоккея гармонично перешел в шоу-бизнес. Впрочем, я уже сомневался, не является ли сегодня шоу-бизнесом и спорт, и искусство, и даже наука.

Прав был Макс, чокнутый мир. Чокнутый мир, превратившийся в шоу-бизнес. И мне приходилось жить в этом мире, и смириться с ним, как и многим миллионам на всей нашей планете. И тоже стать чокнутым, чтобы не дожидаться очереди у психиатра. А очередь к психиатру все уменьшается и уменьшается. Опять же тысячу раз был прав Макс. Отклонение от нормы становится нормой, и психиатры в сегодняшнем виде уже не нужны.

Лехе и Диане они не нужны были точно. Они жили в шоу-бизнесе, в мире рекламы. И ужасно были счастливы, и удивительно подходили друг другу. И вид излучал гармонию, умиротворение и полную любовь к этому миру, когда они без конца мелькали в роликах про мебель и шампуни от перхоти, когда без конца обсуждали шмотки от парижских кутюрье, когда сладострастно вздыхали, глядя друг на друга, рекламируя любовь. Боже, как давно и любовь стала рекламой? Впрочем, я в этом им верил.

Они настолько подходили друг другу, что не верить им было невозможно. Горе от ума им не грозило. А счастье этого безумного мира они сумели понять. И принять. Они нужны были сегодняшней жизни, и она распахивала перед ними объятия. И я вдруг понял, как легко быть сегодня счастливым. Просто нужно ни о чем не думать. И просто принимать все, что есть. И даже чего может никогда и не быть.

МАСЛОВ

О Маслове я ничего не хотел знать. Скорее всего, боялся. Этот человек принимал муки совести на моих глазах. Медленно, осторожно, как принимают лекарство, которое может и не спасти, а совсем наоборот. Этого я и боялся. Я боялся, что опять приму на свой счет и его смерть. И я ничего не хотел знать о профессоре. Возможно, еще и потому не звонил Тоне, хотя прекрасно понял из пьяного монолога Макса, что Тони в его жизни нет. Впрочем, наверное, и не было.

Но судьба мне подарила встречу с ним. Нет, не с ним. С ним мы уже все сказали друг другу. Я просто узнал о нем, но мне почему-то казалось, что мы просто продолжили наш диалог.

Наша команда проходила медкомиссию. Медсестра, делающая вид, что она строгая и замужняя, измеряла мне давление. И рука непременно всегда ложилась так, что я видел обручальное кольцо. И только когда она выполнила свой профессиональный долг и удостоверилась, что с моим давлением все в порядке, мы улыбнулись друг другу.