Алексей Поликовский - Рок на Павелецкой

– А какое? – спросил я.

– Как будто они три дня жрали одну наркоту, вот такое! Как тебе ещё описать это выражение? Он напряженной ладонью тер нос, ища слова. – Такое наглое, такое возмутительное выражение на фейсах… им было всех послать! Вот!

– Ну да, – сказал я. – Помню. Сам с таким фейсом ходил.

– Вот-вот, – сказал О'Кей. – Сам, значит, с таким фейсом ходил.

– Ну да, – сказал я.

Мы выпили.

– В рваных джинсах и с длинными волосами проехаться, например, в троллейбусе было тогда в Москве целое приключение, – продолжал он, вольготно полулежа на диване. Он откинулся назад, повернулся в пол-оборота ко мне, поджал под себя ногу в домашнем тапочке. – Ты входил, и граждане на тебя смотрели рыбьими взглядами. Сейчас сожрут, и все дела! Но они же не просто ходили по улицам с лицами типа всех немедленнопослать , они вытворяли вещи, которые мне казались ужасными. Нет, не казались, а были ужасными, воистину эти вещи были кошмарными, невыносимыми, ужасными! Например, Магишен и Роки Ролл однажды – после того, как мы выдули пятнадцать пива бутылок – синхронно поссали на площади Маяковского. Расстегнулись и поссали прямо перед Владимиром Владимировичем, громко при этом распевая All You Need Is Love! Ты понял?

Он схватился за голову и сидел передо мной в позе ужаса.

– Зачем они это сделали? Зачем они совершили этот циничный, отвратительный, позорный поступок? Были под кайфом, да, но это не оправдывает их цинизма. Что, разве советские алкаши всегда ссали перед памятниками? Нет! Но они были асоциальны в каждом своем проявлении, в музыке, в быту. Я струсил ужасно, я в этот момент делал вид, что я не с ними. Отвернулся и смотрел в другую сторону. Я боялся, что нас заметут. Если бы нас замели, мне бы накатали телегу в институт, и это был бы для меня конец… А ты знаешь, что Мираж вылизывал тарелки? – спросил он.

– Где? Какие тарелки?

– Везде. Везде и всегда он как ненормальный вылизывал тарелки. В забегаловках брал жратву, съедал, а потом вылизывал тарелки. Я сам это видел много раз. Стоит с пустым взглядом и лижет тарелку. Полный абзац, как тогда говорили. Абзац! – радостно повторил он ещё одно словечко тех времен и заржал опять.

Он сидел передо мной на диване – маленький обрюзгший мужичок в серых тапках, бывший басист легендарной группы Final Melody – и весело ржал. В нем было какое-то неправильное, кривое, веселое жизнелюбие, жизнелюбие лопуха.

– Я единственный из них вел настоящее двойное существование, – продолжал он, после того, как мы опять выпили по стопке, – каждый день ходил в институт, конспектировал «Малую Землю», сдавал зачеты по научному коммунизму и писал комплексные планы личного развития студента. Я единственный из всех имел планы на будущее: закончить институт, работать в МИДе… Это мне было обеспечено по семейному происхождению, так сказать. У остальных никаких планов не было. Что там было им планировать? Мираж периодически исчезал. Потом появлялся: «Где ты был? Мы тебя искали!» – «На вокзале». Он любил вокзалы, он уходил на площадь трех вокзалов и там сидел на скамейках, пил с командировочными, ел плов с узбеками в тюбетейках. Иногда он спал там. Утром возвращался домой, принимал душ, пил кофе, слушал музыку, Deep Purple или Gratifool Dead, потом ехал в бункер на репетицию. Он говорил, что ему нравится запах рельсов, это я помню. Я от него балдел. Я таким свободным никогда не был, я не мог жить на вокзале и беспрерывно жрать сосиски. К тому же, он фарцевал – продавал гитары, диски, трузера с зиппером. Что они вытворяли, слушай, Moonlight Drive, что они вытворяли! – теперь он захихикал. Радостно. – Вот слушай! Магишен откуда-то приносил анашу, они курили её, а потом они с Миражом спорили, что именно может в советских условиях заменить ЛСД, и приходили к выводу, что это не анаша, а поганки. Надо наладить сбор поганок, организовать хипповую коммуну, солить грибы, мариновать, распространять бесплатно на концертах. Викинги же ширялись поганками. Такую чушь они несли. Все было очень страшно, – вдруг сказал он. – Я боялся, что нас загребут и посадят.

– Да брось ты, – сказал я. – Ты преувеличиваешь. Это был карнавал. Праздник жизни. Я сейчас вспоминаю с удовольствием.

Мы выпили.

– Ну да, конечно, это был карнавал. Маленький, локальный карнавал четырех людей, которые жили в очень скучную эпоху… Но учти, они были невменяемы. К концу, то есть к лету 1981, они просто уже дошли до высших степеней невменяемости. Я любил рок-н-ролл, любил его как музыку, а они, конечно, вкладывали во все это что-то другое, в духе Достоевского: все, мол, дозволено… И не просто дозволено, а даже вот так вот: весь, мол, смысл и кайф рок-н-ролла именно в том, чтобы сделать в жизни как можно больше недозволенных вещей. Ну ладно, про грибы это был треп, хотя я не исключаю, что эти два козла могли в виде эксперимента и поганок нажраться. В группе в ходу, например, был так называемый «компотик». Знаешь, что это? Пил с нами?