Алексей Фомин - Затон

Машины впереди показались, когда он уже подъезжал к Люберцам. «Пробка», – досадливо поморщившись, сообразил он. Эдя пристроился в хвост к веренице машин и выглянул в окно. Метрах в двадцати группа мужчин, стоя прямо посередине дороги, оживленно беседовала, то и дело указывая руками куда-то в сторону Москвы. Вдруг откуда-то спереди, громко урча двигателями, в воздух взмыли один за другим с небольшими интервалом два вертолета. На их белых бортах отчетливо были видны толстые красные кресты.

Не зная, зачем он это делает, Эдя переставил машину на обочину, запер ее и направился к группе беседующих мужчин.

Что такое, что случилось? – поинтересовался он, подойдя поближе.

Авария… Кошмар…

Машин двадцать…

Не задерживаясь возле них, Эдя зашагал вдоль вереницы стоящих в очереди автомобилей. Метров через двести, взойдя на небольшой пригорок, он увидел перед собой последствия произошедшей катастрофы. Больше десятка машин самым причудливым образом были раскиданы по шоссе и рядом с ним. Вокруг них суетились люди в белом и в эмчеэсовской униформе. Мигали огнями «скорые» и оперативные машины.

Эдя ускорил шаг и почти бегом двинулся вперед. Он уткнулся в толпу, теснящуюся вдоль ленты, перегораживающей шоссе.

Что, что здесь произошло? – спрашивал он, тыкаясь в спины, но никто как будто не слышал его.

Он ввинтился в толпу, отчаянно помогая себе локтями, и остановился лишь у красно-белой полосатой ленты, споткнувшись взглядом о страшную картину, открывшуюся ему.

…лоб в лоб с грузовичком, – донеслось до Эди. Он перестал дергаться из стороны в сторону и прислушался, стараясь не пропустить ни одного слова. – Тот стал уходить вправо, вильнул на обочину, перевернулся на бок и в таком виде заскользил по дороге. В него – друг за другом две машины. Удар, видимо, в бак пришелся. Начался пожар. А две встречные пытались уйти от него, так улетели с дороги. Но там вроде ничего… Трупов нету.

А остальные ж тогда откуда?

Так это еще не все. Тот, который «Газели» в лоб зашел… «Газель» это? Нет? «Хюндай»? Ну, может быть. Так обгорела, не поймешь… Он по касательной с ним разошелся, и его бросило вправо. Вот на тот вон джип. Ага, что на крыше лежит. Джип – в кювет. Перевернулся несколько раз. А того снова бросило влево. А там КАМАЗ. Вот он под него и залетел. Машинка-то низенькая. Удар такой был, что у КАМАЗа переднее колесо оторвало. Ну… Остальные сзади в КАМАЗ, друг в друга.

А тот, с которого все началось? Он как? Который у КАМАЗа колесо сшиб…

Ой, не спрашивай… Мало того, с камазовским бампером встретился, так у него еще и двигатель сзади оказался. Там такое… Я видел, как эмчеэсовцы ее резали. Прям, как банку с тушенкой. По кускам их доставали. Вроде мужик с бабой.

Не видя рассказчика, Эдя заорал куда-то вверх:

Марка? Марка машины какая?

Да хрен ее знает, – услышал он. – Там не разобрать было. Спортивная какая-то. Да во-он она, впереди. На обочине лежит.

Поднырнув под ленточку, Эдя что есть силы, рванул вперед.

Стой, стой, туда нельзя! – Бросились за ним два милиционера.

Эдя уже видел ее, ее искореженный синий кузов. Малютка «Порше». Любимая игрушка. Единственной неповрежденной деталью был задний номер. Эдя добежал до этой груды изуродованного металла и рухнул перед ней на колени. Милиционеры уже почти настигли его, но, видя его реакцию, остановились и не стали трогать.

Мышцы его задрожали, ослабли и совсем перестали держать это толстое, неуклюжее тело. Мягким, безвольным кулем он осел в придорожную пыль и прижался щекой к знакомому номеру.

Вадя, Вадечка, – шептал он, и слезы лились из его глаз, моча бесчувственное, мертвое железо.

Поиски затягивались. Обращаться к Екатерине Константиновне вновь Анне совершенно не хотелось, уж слишком живо запечатлелась в памяти картинка с подмигивающим ей усатым истуканом. Да и вряд ли чокнутая старуха могла сказать ей что-то новое. Конечно, принимать за рабочую версию росказни больного человека – это самая настоящая авантюра, но у Анны не было никакой другой зацепки. Весь этот рассказ о затопленном пароходе, Сталине, Джуровиче, об археологической экспедиции и подводных поисках запросто мог оказаться выдумкой чистейшей воды, как и предупреждал Леймон. Здесь, пожалуй что, австралийский физик был прав. Он, кстати, за прошедшую неделю попался Анне на глаза лишь единожды, да и то, быстренько ретировался. О проведенной с ним ночи Анна вспоминала с омерзением: «Ф-фу, какая гадость… Права мама, напоминая каждый раз, что с малознакомыми людьми надо быть чрезвычайно осторожной и недоверчивой. Если б помнила об этой простой истине, не вляпалась бы в эту пакость…» У нее остались изумруды, подаренные им. Ей очень хотелось от них избавиться, но как это сделать, она не представляла. Стучаться к нему в номер и общаться с ним ей не хотелось. Пару раз она вешала ожерелье на ручку его двери, но самым невероятным образом оно вновь оказывалось среди вещей Анны. Она оставляла его в номере на самом видном месте в надежде на то, что нечистая на руку прислуга соблазнится дорогущим украшением, но не тут-то было. В отеле, получается, работали честнейшие люди. Она пробовала даже передать ожерелье через портье и через горничную, но каждый раз ей возвращали его обратно, передавая слова Леймона, что здесь какая-то ошибка.