Юрий Козлов - Одиночество вещей

— Вот как? — Леон подумал, что Катя над ним издевается. — И дела пойдут?

— Ещё как, — серьёзно ответила Катя. — Это ложь, что ужесточение ничего не даёт. Страх — отличный двигатель экономики и… вообще всего на свете. У нашей страны есть шанс совершить экономическое чудо, прорваться в двадцать первый век. Только надо спешить, пока Сатурн не в полной фазе, потом будет поздно.

— Но ведь это уже было, — возразил Леон.

— Ну и что? — пожала плечами Катя. — Астрология — наука повторений. Различия повторений — в степени последовательности. С последовательностью-то у нас как раз и плохо.

— Член президентского совета одобрил? — Леон подумал, что если бы страной управляли не коммунисты (неважно, действующие или бывшие), а астрологи, было бы ещё хуже. И ещё одна мелькнула мыслишка: а может, коммунисты на самом деле никакие не коммунисты, а тайные астрологи, точнее, неоастрологи? Разве придёт в голову нормальным людям — не коммунистам и не астрологам — осушать моря, поворачивать вспять реки?

— Не знаю, — ответила Катя, — он сказал: последнее слово за президентом.

— А если они не решатся подменить астральный свинец земным? — Леон так заинтересовался перспективами экономической реформы, что забыл, что надо целоваться.

— Тогда им вообще не следует браться за реформу, — безжалостно произнесла Катя. — Чем быстрее они уйдут из власти, тем им же будет лучше.

Леон не шёл в своих мыслях дальше поцелуев. Не предполагал менять земной свинец на свинец астральный. Но вдруг понял, что поцелуи не предел. Конец одной перспективы означал начало следующей. «И так будет с ружьём, — зачем-то подумал Леон, — этот процесс бесконечен».

— Значит, я был прав, — пробормотал он.

— Прав? — широко распахнула глаза Катя. — В чём?

«Что я могу предпринять на лестничной площадке, куда в любую секунду могут приехать на лифте?» — стиснул зубы Леон.

— Что бросил бутылку в этого гада!

— Ты же не виноват, — улыбнулась Катя, — что у тебя не было гранаты.

Леон увидел взлетающий в огне и дыму чёрный лимузин, себя, блистательно отстреливающегося от охранников, спланированно уходящего к набережной, где на спуске рокочет катер с верной Катей Хабло за штурвалом.

Лестница ожила, наполнилась звуками. Хлопала подъездная и щёлкали замками квартирные двери, непрерывно сновал лифт, внутри трубы мусоропровода пролетал мусор.

Какая-то компания устроилась на лестнице несколькими этажами ниже. Доносились скрыто хихикающие, давящиеся голоса. Леон знал, какие темы обсуждаются такими голосами. Показались знакомыми и сами голоса.

Они устремились вниз по лестнице, миновали несколько пролётов, пока не увидели сквозь сетку лифтовой шахты двух девиц из восьмого «А», а вместе с ними парнишечку, кажется, из шестого.

Уши у парнишечки пылали.

Забыть этот ушной огонь было невозможно. Недавно парнишечка отважно затянулся «Беломором» в школьном туалете, и точно так же запылали у него уши, а из глаз хлынули слёзы. Но он сдержался: не закашлял, не зарыдал. Оказался волевым парнишечкой. Вот только волю воспитывал не так и не там. Хотя, кто знает, как и где надо воспитывать волю?

Девицы, в обществе которых он в данный момент находился (воспитывал волю?), были из тех, что, загадочно улыбаясь, слоняются по улицам, не возражая, если в хвост пристраиваются ребята. Фамилия одной была Рутенберг, её звали Рутой. Другой — Савенко, её, естественно, Савой.

Леон ещё не вник в суть разговора, а уже понял, что есть отчего пылать парнишкиным ушам, так щедро уснащали Рута и Сава свою речь матерщиной. При том, что тема как будто к этому не располагала. Они разгадывали кроссворд.

Но по-своему.

— Десять по вертикали. Металл. Периодический элемент системы Менделеева, — огласила Рута.

— Ну, Лёха! — подбодрила Сава.

Лёха, однако, молчал.

— Херидий? — предположила Сава.

— «Е» — третья, — вздохнула Рута, — и букв больше.

— Охеридий?

— Ещё буква.

— Захеридий!

— Двенадцать по горизонтали, — продолжала Рута. — Экскаватор с большим ковшом.

— Экскаватор с большим ковшом? И всё? — удивилась Сава.

— Так написано.

— Лёха, — вкрадчиво подступила Рута.

— Шестая — «е»!

— Работает ковшик, а? Или не вырос ещё ковшишка? Ну, не лезь, Савка! Шестая «е»? Загребало.

— Шестая, а не пятая!

— Тогда… Загре…ебало. Загреебало — экскаватор с большим ковшом. Годится!

Лёха сосредоточенно курил.

— Скучный ты, Лёха! — замахала руками Рута. — Всё куришь, куришь, не хочешь с нами отгадывать.