Юрий Козлов - Геополитический романс

Увидев майора, с тонкой сигарой в зубах, с огромной спортивной сумкой через плечо, идущего от вертолёта по скрипучему гравию к секретному, утыканному антеннами, как дикобраз иглами, «метеорологическому» домику, Жанна сначала побледнела, затем покраснела. Аристархов, наблюдавший немую сцену из кабины, понял, что майор не один из многих её мёртвых, но один из немногих её живых. Он не ревновал, но с грустью предположил, что некогда с майором Жанне было гораздо интереснее, нежели сейчас с ним, старлеем Аристарховым.

Он должен был в назначенное время высадить майора с группой в Пакистане. Возвращаться же группе предстояло другим путём — через Иран. На берегу Оманского залива группу, или то, что останется от группы, должна была подхватить подводная лодка. Майор, естественно, не посвящал Аристархова в задание. Дело пилота — доставить ребят на место — и гуд бай! Аристархов полагал, что намечается либо ликвидация крупного пакистанского чина, влияющего на афганские дела, либо некая крутая экспроприация. Через те места проходили пути торговцев оружием, наркотиками, но главное, золотом и алмазами.

— А, Жанночка, чего это тебя сюда загнали? — равнодушно скользнул седыми глазами по смутившейся Жанне майор, когда она принесла тарелку с солёными фисташками, одинаково хорошо шедшими под мартини и виски.

Видимо, нечто тысячелетнее, восточное, побуждающее женщину к строгости и порядку, было растворено в холодеющем вечернем воздухе, потому что Жанна немедленно оставила мужчин, хотя обычно была не прочь посидеть, поболтать, попить, погрызть орешки.

Аристархов должен был через несколько часов улететь, а вернуться аж через два дня. Он с объяснимой тревогой смотрел вослед рвущей юбку в шагу Жанне, неприязненно косился на вдруг прикрывшего неизвестно по какой причине глаза майора.

— Тот поезд давно ушёл, старлей, — открыл глаза майор, уставился на Аристархова немигающим взглядом доброжелательной кобры. — Я был бы полным кретином, если бы стал трахать её в твоё отсутствие. Есть такое понятие из области психологии: нефункциональное действие. Ты должен ночью высадить меня в ущелье. Я сам тебя выбрал. Ты здесь лучший. Ты можешь высадить меня, как на подушку, а можешь — что я костей не соберу. Я себе не враг, старлей, лети спокойно, — отхлебнул виски, заел орешками. — Да она мне и не даст, — решительно покончил с сомнениями Аристархова майор. — Она — отличная девка, но кто с ней, тот… под смертью. Ты не пугайся, потому что на всякое правило есть исключение. Чёрт его знает, почему так.

— Что значит: кто с ней, тот под смертью? — задал Аристархов давно мучивший его вопрос.

— Хочешь жить до старости? — с интересом, как будто такие люди были величайшей редкостью, посмотрел на Аристархова майор.

— Не то чтобы, — пожал плечами Аристархов. — Просто хочу понять, в чём тут дело.

— По законам исчезновения империй в первую очередь должны погибнуть настоящие мужики, которые могли бы империю защитить или на худой конец отсрочить её гибель… — лениво потянулся в шезлонге седоглазый майор, но тут же с нечеловеческой быстротой выбросил вверх руку, внимательно рассмотрел пойманную между указательным и средним пальцами муху. — Развели грязь на кухне! — Самое удивительное, муха была жива. Майор нехотя разжал пальцы, и она травмированно, синусоидой, но полетела.

«Как подбитый вертолёт», — подумал Аристархов.

В жёсткой — из хрящей и мышц — руке майора определённо заключалось совершенство. Он мог разбить рукой кирпич, не говоря о голове человека, а мог поймать пролетавшую мимо муху. И определить, что муха здешняя — с точки, — а не залётная, с подкрадывающегося к точке каравана. Мог писать арабской вязью, как сыпать справа налево сухой чай. А ещё работать с рацией, с пластиковой взрывчаткой, с непонятными Аристархову электронными приборами, соотносящимися с пролетающими в космосе спутниками. Одним словом, своей рукой майор мог неизмеримо больше, нежели обычный человек.

— Конец всех без исключения империй начинается с их бессмысленного продвижения в Азию. Чем дальше в Азию, тем ближе конец, хотя какое-то время внешне это выглядит как апофеоз могущества. Я занимался этим вопросом, старлей. Империя Александра Македонского, римская, британская, теперь, стало быть, советская, а чуть позже американская, — по всем ним первый звонок прозвенел или прозвенит здесь, в песках Азии. Мы в этой точке, — плеснул себе и Аристархову в длинные стаканы, не забыл озаботиться и малиново вспыхнувшим в закатном солнце льдом из вазочки, — самые продвинутые солдаты предпоследней империи. — Потому-то, — поднял стакан, — таким людям, как я или ты, так здесь нравится, так не хочется домой.