Дмитрий Петровский - Роман с автоматом

Но мальчишка смеялся, потом схватил меня за руку и настойчиво потянул. Я пошел.

Мы прошли по коридору, потом я долго и неуклюже, под звонкий смех, взбирался вверх по лестнице, и каждая ступенька была неожиданной, непонятной преградой, которую я тяжело преодолевал. Обладатель мальчишеского голоса толкнул дверь в пахнущую душистым жильем квартиру – пахло моющим средством, кофе, мастикой и немного специями. Он поволок меня по длинному коридору, все время что-то рассказывая. И пару раз я почувствовал приближение посторонних предметов, миновал их, а один раз налетел на что-то, перевернул. Что-то с грохотом рассыпалось, а я просто шел дальше. Наконец, когда под ногами вместо скользкого паркета оказался мягкий ковер, рука потянула меня книзу – и я уселся на пол. А мой неожиданный друг зашуршал чем-то, защелкал, ни на минуту не умолкая. Потом раздалась музыка, и я понял, зачем он привел меня. Музыка исходила откуда-то спереди и сверху, и по какому-то особому звуку я догадался, что это телевизор. Играла гнусавая и примитивная мелодия, местами переходившая в немелодичный треск. А еще иногда слышались аритмичные звуки, должные означать удары. Мой новый товарищ чем-то манипулировал: это были кнопки, а то, что он гордо демонстрировал, – игровая приставка.

Игровую приставку к телевизору я один раз видел в Ленинграде, у сына подруги матери. Это была совершенно невообразимая, космическая роскошь: серенькая коробочка, в которую вставлялись разноцветные картриджи: на экране телевизора появлялась заставка, а затем, повинуясь нажатиям кнопок, начинал прыгать красненький человечек. Тогда, в Ленинграде, я не хотел уходить из гостей, все играл, мне так хотелось куда-то допрыгнуть, пройти уровень. И я дико завидовал счастливому обладателю приставки. А теперь маленький немец сидел рядом со мной, увлеченно тыкал кнопки, а я слышал только музыку, похожую на комариный писк, и звуковые эффекты, напоминавшие старческое кряхтение. Неожиданно музыка изменилась, проиграла быстрый минорный пассаж и смолкла. Мой новый товарищ что-то быстро сказал и ткнул мне в руки маленький, изогнутый пульт с кнопками – моя очередь играть. Я медленно потрогал пульт, и вдруг злость и обида жарко, вместе со слезами, поднялись в горле.

– Не хочу! – выкрикнул я.

Маленький немец засмеялся и что-то начал говорить в ответ.

– Не хочу! – крикнул я громче и ринулся вон из квартиры. На этот раз я снес в коридоре все, что там стояло. В ответ на грохот ко мне заторопились голоса, а я бил руками по двери, искал ручку, дергал ее, пока дверь не открылась. По лестнице я спускался медленно, но на последних ступеньках все-таки сорвался, больно ударился коленями, ободрал локти. С воем я перебежал двор и снова толкнулся лбом в закрытую дверь, потом искал ручку и молотил, молотил кулаками, чтобы мне открыли и впустили. Мать тащила меня, ничего не соображавшего, через квартиру, сначала в ванную, вымыть лицо и промыть перикисью ссадины, затем – в большую комнату с диваном.

В комнате было как-то по-особому тихо. Отца, кажется, не было, хотя тишина отдавала присутствием мужчины. Мать сидела на стуле, и я стоял рядом с ней – на диване же кто-то был.

– Сыно-о-ок, – говорила мать, чиркая острой рукой по голове, – перестань. У нас гости. Вон там – твой учитель, господин Цайлер.

По моему лицу текла холодная вода, которой минуту назад мать пыталась меня успокоить. Но горячая, тряская волна не проходила, и ударив ногой в пол, я решительно повторил: не хочу!

– Guten Tag! [13] Добрый день – раздался сухой строгий голос

– Не хочу! – заорал я, набирая обороты. – Не хочу учителя, не хочу учиться, не хочу, не хочу!

Я кричал что-то еще, и мать говорила мне какие-то слова, а со стороны дивана не исходило ни звука. Через пять минут я замолчал.

– Guten Tag, – невозмутимо последовало из тишины.

– Не хочу! – взвизгнул я.

– Guten Tag, – повторилось в третий раз, и я замолчал. Тишина ждала чего-то, напряженно, строго и ясно.

И стряхнув с себя руку матери, я ответил в тишину:

– Гутен таг!

Не знаю, люблю я этот город или нет, но он радует меня. Мягкое солнце, дома, как огромные батареи, впитывающие его, шумные люди и машины, новые улицы, на которых я раньше не был, запахи – все радостно и пестро. Она идет рядом со мной, мы движемся по огромной аллее, на восток от Александерплац, мы гуляем по городу.

– Большие дома, – расказывает она, – красивые, хотя слишком громоздкие. Построили в честь вашей над нами победы. Раньше называлась аллеей Сталина. Здесь…