Владимир Авдеев: Страсти по Габриэлю

Популярность книжной серии, ее востребованность и доступность позволили постепенно увеличить тиражи и подготовить обширную программу по изданию уникальных книг на будущее.

Параллельно с этим был осуществлен еще один грандиозный проект, не имеющий аналогов в современной истории. В 2002 году на базе издательства «ФЭРИ-В» был издан сборник оригинальных работ русских классиков под редакцией В. Б. Авдеева «Русская расовая теория до 1917 года». Сочинения вошедшие в этот том никогда при советской власти не издавались. Кроме того, в большом предисловии был дан анализ развития расовых идей в царской России, не только в плане антропологии, но и в контексте социального развития нашей страны той эпохи. Большое количество портретов ученых, биографических данных, исторических свидетельств дают синтетическую панорамную картину данного уникального явления, о котором до сих пор не было написано даже ни одной критической работы. Огромный том (43 условных печатных листа) богато иллюстрирован десятками оригинальных расовых гравюр, книжная культура воспроизведения которых потеряна во всем мире. Издание было осуществлено на базе типографии Академии Наук, что позволило придать ему максимально профессиональный вид, достойный имен выдающихся русских ученых, не справедливо преданных забвению. Положительные рецензии на данную работу появились во многих научных и научно-популярных журналах Германии, Франции, Англии и США, а ее популярность у нас в стране потребовала переиздания в 2004 году. Сразу же после этого вышел в свет том «Русская расовая теория до 1917 года. (Выпуск № 2)» объемом 44 печатных листа, с еще большим количеством иллюстраций и приложений, посвященный дальнейшему развитию темы. В него также вошли оригинальные работы отечественных классиков, совершенно забытых наукой советской эпохи. В большом предисловии приведены уникальные факты, позволяющие заново открыть многие страницы русской истории. В работе над этим проектом редактору, составителю и автору предисловия помогали многие ученые, сотрудники музеев, библиотек, а также частные коллекционеры, что придало всему изданию большую убедительность и достоверность, и сделало оба тома незаменимыми собраниями первоисточников по русской истории.

Многочисленные отклики читателей, а также рост интереса к данной проблематике со стороны политической элиты, властных структур и спецслужб позволяет В. Б. Авдееву с оптимизмом смотреть в будущее.

Заслуженный врач РФ, Лауреат первой национальной премии «Призвание» доктор медицинских наук, профессор

…кончилось тем, что я прибыл в селение X.

Омнибус, точно недужный слон, кивая провожающим и застекленными боками, удалялся за горизонт раньше положенного времени. Он вторил понуканиям возницы, взвоздушенного клетчатой накидкой, и, как огромное сангвиническое животное, рывками прижимался то к одному, то к другому колесу. Пыльные ухабы считали костяшками экипажных колес число проехавших омнибусов. Все мое существо было начинено пылью и тряской, и потому, неловко ощупав каблуками истертые ладони ступеней, я оставил свое временное подвижное пристанище, по-прежнему приседая в такт недавнему покачиванию, чем вызвал благолепную улыбку проезжающего священника.

Я возжелал неподвижной земли и потому направился в зал ожиданий. Первое, что бросилось мне в глаза, а точнее под ноги, был белый щенок, оседланный медальоном черного родового пятна. Он так [самовлюбленно] резвился, точно наверняка знал, что никогда уже не вырастет. Однако, повстречавшись с моими ногами, образовавшими запыленную арку, он образумился и, упав на задние лапы, точно сбрасывая со спины черного седока, был настигнут белыми перчатками и кружевным плафоном юбки. То была его хозяйка, выдававшая свои старания красной рыбкой губ в сети вуалетки.

Я сел в кресло.

Рядом со мной в неряшливой, безразличной к самому себе позе развалился старик в отвратительном платье и с лицом, похожим на первое детище подмастерья, держащего экзамен на титул мастера по выделке кожи. Если быть точным, его лицо более всего сходствовало с ветхим морщинистым бурдюком, перекатывающимся поверх износившегося воротничка. Мнилось, будто человек видел сон, в коем не было ровным счетом ничего примечательного, и сон этот давным-давно утратил грезоподобный сновиденческий антураж, догоняя бесцветность глаз и гадкого рубища. На спине человека полубодрствовал луч света, затейливо ограненный оконной рамой. Я присел рядом со старцем, прикосновениями локтей с вытертыми лежбищами подлокотников давая чувствовать себе, где я, ибо мне часто приходится бывать не в ладах с ощущением местоположения. Я принялся читать, научая себя жадности с каждой новой строкой, чтобы безболезненнее удушить песочное горло праздного времени, гоня его в нижнюю часть часового сосуда. Но светило, столь непозволительно пассивное на выжженной спине моего аморфного соседа, вздумало яростным блеском занозить мне глаза мириадами отточенных крупиц. Я тщетно прилаживал глаза свои к теребимому листу, переминался ресницами, дважды звал легкие слезы, нелепо изыскивая защиту и их киноварной мутности.