Александра Маринина - Дорога

– Мы посоветовались и решили, что нам ничего не надо. Пусть все деньги, которые нам причитаются, пойдут на нужды части, ремонт там сделать, подновить, покрасить, мебель новую в Ленинскую комнату купить. Это будет наш подарок родной армии.

Командиры довольно заулыбались, особенно радовался замполит: будет о чем рапортовать в инстанции, шутка ли – его подчиненные показали такой пример истинного патриотизма!

А Николай Романов ехидно улыбался про себя и нащупывал в кармане спрятанную пару сережек с рубинами и изумрудами. Когда кончится служба, будет с чего начинать собственный бизнес, ведь уже разрешили индивидуальную трудовую деятельность и создание кооперативов в сфере мелкого производства, торговли и услуг. Вот уж он развернется! Налоги, конечно, в законе прописаны огромные, до 65 %, но на то человеку мозги и даны, чтобы придумывать, как ловко и безболезненно обходить законы.

Однако до конца службы еще больше года, и Коля весь погрузился в создание стартового капитала, дабы к собственному бизнесу подойти с хорошим заделом. Найденный клад натолкнул его на мысль об иконах, он стал захаживать в близлежащие сельские церкви, заглядывать к местным деревенским старухам, когда мог – выменивал иконы на выигранные в карты продукты или скупал по дешевке, а иногда и крал. Хранить иконы в казарме и тем более вывозить их из расположения части без помощи командиров он не мог и сколотил преступную группу, в которую, кроме него самого, вошли двое старшин-сверхсрочников и сильно пьющий лейтенант. Дело пошло. Во время увольнительной Коля съездил в райцентр и в сберкассе завел книжку, на которую впоследствии регулярно клал деньги.

Люба и Родислав ничего этого не знали и даже не подозревали, чем их сын на самом деле занимается во время службы. Коля старался выглядеть примерным сыном и добросовестно писал домой письма, которые сделали бы честь политчасти Кремлевского полка. Более того, задолжавшего ему командира взвода он попросил в счет долга походатайствовать перед комбатом, а еще лучше – перед замполитом части о том, чтобы тот написал генерал-лейтенанту Головину, каким хорошим воином и защитником Отечества проявил себя его внук Николай Романов. Письмо было отправлено, в Москве многократно прочитано вслух и произвело должный эффект: дед гордился, родители успокоились.

После ухода сына в армию в жизни Романовых наступило благостное затишье. Больше не нужно не спать ночами и волноваться о Коле и не нужно терпеть ежевечернее присутствие назойливых соседок. Более того, не нужно платить за Ларисиных репетиторов. Люба и Родислав вздохнули свободнее.

Татьяна Федоровна и ее внучка перестали приходить как раз в тот момент, когда Коля объявил, что завалил экзамен и его вызывали к декану и предупредили о неминуемом отчислении. Люба впала в такое отчаяние, что даже не заметила отсутствия Ларисы и старухи Кемарской. В тот вечер все разговоры вертелись только вокруг одной темы: Колю выгнали из института, и теперь, если ничего срочно не предпринять, его заберут в армию и могут отправить на войну, на ту самую войну, с которой вот уже сколько лет возвращаются цинковые гробы. Люба позвонила Аэлле, та обещала переговорить с ректором, два дня прошло в тревожном ожидании, потом Аэлла сообщила, что ректор выражает сожаление, но ничем помочь не может. Студент Романов хронически не успевает по всем дисциплинам и постоянно прогуливает, его давно уже взяли на заметку и в учебном отделе, и в комитете комсомола, и нет никакой возможности выгородить его после пяти неудовлетворительных оценок подряд. Пока у Коли были один-два «хвоста» в сессию, авторитет ректора еще мог что-то сделать, но теперь ситуация безвыходная.

Только дней через шесть-семь Люба спохватилась, что во время ужина за столом сидит меньше едоков, чем обычно. Она позвонила Татьяне Федоровне и с тревогой спросила, почему они не приходят, не случилось ли чего, все ли здоровы.

– А чего нам сделается, – как-то недовольно проговорила Кемарская, словно Люба была перед ней виновата. – Живем, не тужим. Ларка-то моя чего удумала: забрала документы из школы, от репетиторов отказалась, хотя им до конца месяца уплочено, буду, говорит, работать и в вечерней школе доучиваться. Ну? Это что такое? Ты бы поговорила с ней, Любочка, объяснила бы, что надо учиться, пока молодая, наработаться-то успеет еще. Да и какой из нее работник? Один ветер в голове. Она ж совсем еще дитя, сиротиночка несчастная, некому о ней позаботиться, матери нет, отца нет, вот и придется горбатиться с малых лет. У нее и так детства, считай, не было, одни сплошные несчастья. Так ты поговоришь с ней?