Александра Маринина - Дорога

Все это с различными, но весьма незначительными вариациями Люба говорила каждый раз, когда на Родислава накатывал приступ самобичевания, и каждый раз он внимательно слушал ее, кивал, соглашался, и в конечном итоге ему становилось легче. Повторила она свои доводы и сейчас. Она готова была придумать оправдания чему угодно, лишь бы он, как в этот момент, смотрел на нее с теплотой и благодарностью. Люба не была уверена в том, что муж ей верит, но одно она знала совершенно точно: ему необходимо слышать те слова, которые она произносит. Иначе он перестанет уважать себя, погрузится в самообвинения и сломается. Она жалела Родислава и сочувствовала ему, она готова была на все, только бы он улыбался и был счастлив.

А Родислав между тем улыбался в последнее время все реже. Последний скандал с Лизой, после которого он ушел, стал моментом внезапного отрезвления. Он еще не закрыл за собой дверь, он еще только складывал вещи в чемодан, а уже чувствовал недоумение: что он делает в этой чужой неприбранной квартире, и почему на него кричит эта чужая истеричная женщина, и как так могло получиться, что еще вчера она была для него любимой и желанной, а сегодня не просто раздражает – она буквально бесит его своей глупостью и душевной черствостью, и нет в ней совершенно ничего привлекательного, у нее на лице только злобность и отчаянное желание оторвать Родислава от всей его предыдущей жизни и полностью подчинить себе. А ведь эта женщина родила от него двоих детей. Зачем? Для чего? Как так вышло?

Вернувшись в семью, он был уверен, что станет раз в неделю навещать детей и раз в месяц давать Лизе деньги. Однако прошла первая неделя, затем вторая, третья, а Родислав все не мог собраться с силами и поехать на улицу Маршала Бирюзова. Он не хотел видеть Лизу, даже мысли о ней были ему неприятны, а воспоминания о собственных восторженных чувствах, о своей жаркой влюбленности и всепоглощающей страсти казались нелепыми и даже какими-то постыдными. Думая о своем романе с Лизой, Родислав стеснялся сам себя. И еще, к собственному удивлению, он понял, что равнодушен к Лизиным детям. Он не скучает, не рвется увидеть их, повозиться с ними. Они ему не нужны. Но они есть, и они – его дети. Он их отец, и он должен о них заботиться. А заботиться не хотелось.

В один момент Родислав все-таки взял себя в руки, позвонил Лизе и сказал, что хочет приехать к детям. Лиза отреагировала спокойно и разрешила приехать в любое время, когда ему удобно. Она была мила, предложила чашку кофе, от которой Родислав отказался, шутливо намекала на возможность возобновить отношения, но он делал вид, что намеков не понимает. Шестилетняя Даша дерзила Родиславу, называла его дядей Родиком, а не папой, не слушалась и капризничала, принесенные отцом игрушки тут же демонстративно сломала, а конфеты швырнула на пол. Пятимесячный Дениска в тот день не плакал, он тихонько лежал в кроватке, улыбался и пускал слюни, но за те два часа, которые Родислав провел у Лизы, умудрился три раза обкакаться. Лиза, поняв, что бывший возлюбленный не стремится возобновлять отношения, рассвирепела и с визгливыми нотками в голосе предложила отцу самому поменять испачканные подгузники, а заодно и постирать их.

– Ты так ловко прикидываешься заботливым отцом – вот и позаботься о своем сыне, – с вызовом сказала она, закидывая ногу на ногу и закуривая сигарету. – Сделай для него хоть что-нибудь, не все же одной мне корячиться. А я пока отдохну.

Родислав молча подчинился, но эксперимент ему не понравился. Он не знал, с какой стороны подойти к ребенку, как его взять, как перевернуть, как переодеть. Пока подрастали Леля и Николаша, Люба полностью оградила мужа от подобных забот, и он чаще всего видел спокойных чистеньких деток-ангелочков, любовь к которым не требовала никаких душевных и физических затрат. Перепачканные подгузники малыша вызвали у Родислава острое чувство брезгливости, и он стирал их, с трудом подавляя рвоту. «Я не хочу быть отцом этих детей, – твердил он про себя. – Они мне не нужны. Господи, зачем ты допустил, чтобы они родились?»

Его удивило, что Лиза курила в квартире, да и сама квартира выглядела еще более неухоженной и грязной, чем прежде.

– Зачем ты куришь? – недовольно спросил Родислав. – Здесь же маленькие дети. Вышла бы на лестницу, если уж так невтерпеж. И приберись, пожалуйста, у тебя не жилище, а хлев. Если тебе самой грязь не мешает, так хоть о малышах подумай.

Это было более чем неосмотрительно – Лиза немедленно разразилась длинной тирадой на тему о том, что если Родислав так хорошо знает, как растить детей, то пусть их и растит, а ее, Лизу, освободит от этой тягостной обязанности.