Мария Галина - Малая Глуша

– Иди сюды, – сказала она, подтолкнув его плечом в направлении освещенного дверного проема.

В горнице на гнутых венских стульях неподвижно сидели женщины. Все они были в ситцевых дешевых халатах, загрязнившихся на животе, все – в пуховых платках, накинутых на плечи, все – в синих или коричневых рейтузах в рубчик. Все, как одна, были похожи на Анну Васильевну.

Волосы женщин были убраны в яркие, отталкивающих сочетаний цветастые платки, кое-где прошитые золотой нитью. Преобладали цвета артериальной и венозной крови и насыщенный цвет медицинской зеленки. Насколько он знал, такие платки производились где-то в Японии. Специально для Малой Глуши, что ли?

Женщины сидели, осматривая его из-под надвинутых платков, сложив руки на коленях, а их массивные груди покоились на массивных животах.

– От он який, дывытесь, – сказала Катерина с некоторой даже гордостью, словно он был каким-то особенно удачным ее приобретением.

– От этот? – произнесла самая старая низким мужским голосом, явно выражая сомнение.

– Добрый день… вечер, – сказал он на всякий случай, но на приветствие отреагировали, как если бы по телевизору к ним обратился телеведущий.

– Молодой, – сказала Катерина, словно бы оправдываясь, что товар оказался не стопроцентно хорош. – Все еще молодой. Гарный.

Он поймал себя на том, что бессознательно прикрывает руками пах.

– Ну, – сказала старуха, задумчиво блеснув зубом (зуб у нее был не золотой, а железный). – Може, и так… ходимо.

Женщины одновременно поднялись со стульев, придвинувшись к нему полукругом. Он попятился и ударился спиной о сложенные на груди локти Катерины.

Черт, подумал он, что творится? Где Инна? Вообще, почему это все?

Женщины неуклонно подталкивали его к двери на улицу. Там ему стало чуть полегче, откуда-то потянул свежий ветерок, пыль на дороге завилась легкими крохотными смерчами. Он в растерянности обернулся, жадно вдыхая свежий воздух, – женщины двинулись с крыльца и так же, полукругом, продолжали гнать его по деревне.

Откуда-то выскочил давешний дедок, приседая и кривляясь, пошел впереди. На сей раз он был не в ватнике, а в тельняшке с продранными локтями.

Около одной из хаток, низенькой и с покосившимся плетнем, женщины остановились. Старуха выдвинулась вперед, положив жилистую сильную руку ему на плечо.

– Куда вы меня ведете? – наконец спросил он, словно до сих пор что-то связывало ему язык.

– До вдовы, – сказала старуха сильным низким голосом. – Вот, змия прогнали, а вдова как же? Вдову теперь ликуваты надо.

– Лечить? – переспросил он. – Но я не врач. Это какая-то ошибка. Я…

Его собственная профессия показалась ему нелепой и несуществующей, какой-то игрушечной, он даже не мог доходчиво объяснить, чем он вообще занимается. Чем он вообще занимался все это время?

Какая-то тетка за его спиной хихикнула.

Дедок, приплясывающий перед крыльцом, сделал неприличный жест, показывая, как именно надо лечить вдову.

– Я не… – сказал он.

– В лодку хочешь? – сказала за спиной старуха с мужским голосом.

Это и есть требуемая плата? – гадал он в растерянности, – вот это? Я думал…

Он так и не успел опорожнить мочевой пузырь, и тот все сильнее давил на нервные окончания. Если бы я успел отлить, я бы лучше соображал, подумал он. Не может быть, чтобы они всерьез.

Перед дверью вдовы лежал такой же лоскутный половичок, что и у Катерины. С одной стороны край половичка обгорел и теперь топорщился черными лохмотьями.

Дедок неожиданно резко толкнул его в спину, кто-то другой распахнул двери, и он ввалился в сени, загрохотав каким-то ведром. Его собственная тень на миг качнулась в сумеречном квадрате дверного проема, где стремительно угасал вечерний свет, потом дверь за его спиной захлопнулась, и стало совсем темно.

Он застыл, нащупывая рукой стену, наткнулся на что-то мягкое, пушистое, испуганно отдернул руку, потом сообразил, что это вязаная мохеровая кофта – обязательная униформа всех местных женщин.

Из глубины дома не раздавалось ни звука.

Он еще раз провел рукой по стене, нащупывая выключатель. Наконец это ему удалось, вспыхнул свет, тусклый и слабый, красный червячок в лампочке дрожал и корчился, на полу валялось опрокинутое пустое ведро, какая-то куча тряпья. Темный дверной проем, куда он заглянул, вел в кухню, на фоне смутно освещенного окна он разглядел горшок с геранью и стеклянные банки, в которых плескалась опалесцирующая полупрозрачная жидкость. Он шагнул в глубь сеней, еще одна дверь вела, вероятно, в горницу, где тоже была мутная мгла; на окне слабо просвечивали ситцевые цветочки на занавесках, которые сейчас казались черными.