Сергей Шаргунов - Птичий грипп

– Без двадцати два.

– Зови помощников и мальчика проводи.

Степа, кланяясь, опустошенный, бормоча: «Я все понял… Вера… Вера в человека, в человечека…», покинул раздевалку.

В зале было по-спортивному зябко и гулко. Деревянные скамьи. Дневной свет бил из окон, забранных сеткой, и в этом ясном свете растворялся электрический свет плафонов, как мутные капли апельсинового сока в стакане ледяной водки. Позволив себе такое поэтичное сравнение, Степан понял, что он просто хочет выпить, не выпивал дня два. А мысли о водке, вообще-то, не к месту, тут надо думать о мускулах… Сел ближе к передовой. В конце зала, под баскетбольным кольцом, стоял обычный деревянный стул с микрофоном, там же к стене был приделан флаг – красный с желтым солнышком и белыми буквами лозунга: «Слетайтесь, птенцы Счастливости!». Бумажные фотопортреты Кондратия Зубкова и Дениса Соловья красовались по бокам зала, закрывая турники.

Зал заполнился. Да, сто пятьдесят человек, не меньше, подумал Степан, озираясь, никаких униформ, но случайных здесь нет, на входе каждого отмечали в списке. Кругом – смешки, сдавленные вскрики. Но вот живенький шумок остановился, и зазвучал шум подъема и скрежета лавок. Это все встали, это вошел и двинулся посредь зала между рядов певец. Он шел, и все аплодировали. Он шел и улыбался. Экзотичный, с золотым куполом волос и в тренировочном костюме. Он вышел к стулу. Взял микрофон, откуда-то сверху грянула музыка, он запел:

Хлопали стоя.

Сели.

Соловей начал говорить. Негромко, с медовым сипением, словно экономя голос. Он щадил себя, он был нежен не к собравшимся, к себе, вынужденному убивать свое время, приносить жертву, и если умирать, то хотя бы негромко, тихо, сладко издохнуть. Усилить звук речи означало повысить боль траты времени… Так понимал его Степа, сидя со всеми в этом спортзале.

Певец говорил:

– Друзья… Милые друзья мои… Сейчас мы узнаем новости дорогого нам движения… А пока я хочу вам сказать, что я вас всех очень люблю… Какие мы, «Птенцы Счастливости»? Лучше всего это знаете вы из своего труда… Мы политическое движение, но мы шире политики. Пока политиканы ненавидят друг друга, мы… Ой, боже ж мой, какие это страшные маньяки – все эти нацболы, акээмщики, фашисты… Слава богу, им не дают спокойно ходить по нашей земле. Эти тупые негодяи уважают только силу. Есть ответ на эту силу – ребята из движения «Ниша». Это политики. Иногда жесткие политики. Уличные политики. Мы в «Счастливой России» – немножко другие. Правда? – Он сглотнул паузу. – Мы – добрые. Мы хотим быть сильными и умными. Мы любим заниматься спортом и петь и слушать, как поют. – Он кокетливо всхлипнул. – Мы следим за своим здоровьем. Партия «Счастливая Россия» не только дает вам бесплатные билеты в музеи, в театры, на концерты, но и дарит медицинское обследование. Для каждого желающего. А вы дарите нам свою любовь. Спасибо. Из всего потока вестей с мест я хочу выхватить одну свежайшую весточку. Она прилетела из Домодедова. Вы же знаете, я всегда на Общем слете выхватываю одну последнюю весточку. Слушайте. Вчера в Домодеве ребята очистили склон холма от церкви до речки… Эту речку раньше называли «речка-вонючка», хи-хи… Нет, река не виновата, просто страшная была свалка на ее берегу. И вчера берег стал чистым. Как ее теперь называть, эту речушку? Речка-счастливка?

Все засмеялись.

Певец примолк, сел на стул, положил ногу на ногу, сверху уместил микрофон и задумался. Встрепенулся:

– А теперь к остальным вопросам…

И ему почему-то опять зааплодировали.

Остальные вопросы докладывали трое. Первые двое, парни, рассказывали о росте движения, о планах по уборке «парковых зон», о «кружках самодеятельности», о «серии концертов в детских домах, состоявшихся в День Знаний», о «донорском подвиге»…

Тут певец вмешался, перебив долговязого мямлю-баскетболиста и взял у него микрофон:

– Можно мне? Ребята! Вслушайтесь, ребята! Подвиг донора. Вы знаете, что в «Счастливой России» больше сотни почетных доноров? Когда вас спросят: «А чего вы добились?» – говорите такому человеку прямо: «А мы кровь сдаем! А тебе слабо?»