Сергей Шаргунов - Птичий грипп

– И я в Москву.

– Москвич?

– Он самый. А ты… отсюда?

– Да.

– Откуда? Из Грозного?

– Нет. Из Бамута.

– Его же разбомбили!

– Я там раньше жила.

Трясло. Она не понимала: ее так изнутри трясет или это поезд мчит по неровной земле. Надо было с самого начала запереться в купе…

– Ты раньше в Москве была?

Она покачала головой и прокляла себя за откровенность. Может быть, замкнуться и его выставить? Пухлый московский придурок. Как бы он не прицепился, или заподозрит еще неладное, и что потом?..

– Зачем ты был у нас?

– Гулял.

– Гулял?

– С вашими девушками гулял, – слыша свой голос как чужой, зачем-то сказал Неверов.

Она молчала. Да, он почуял: можно над ней пошутить, будет безответна, есть ей что терять…

– Наши девушки скромные, – сказала Луиза.

– Ты?

– Что?

– Говорю: и ты?

– Я тоже. – И она отвернулась в окно, где неслись смазанные картины.

– Такие девушки сочные! Но я ни одну не захотел. А тебя я хочу. Хочу попросить об одном одолжении…

– Каком? – спросила она в стекло.

– Назови свое имя.

– Луиза. – Опять смотрела не него.

– Степан. Красивое имя? Как барабан. Сте-пан. Сте-пан. Луиза как скрипка. Луи-иза. Луи-иза. Что ты слушаешь?

Она тотчас поняла этот вопрос, знакомый всякому молодому человеку на постсоветской земле.

– Я в детстве любила «Наутилус».

– Я думал, мюзиклы любишь. «Норд-Ост»… Не обижайся. «Наутилус» клевый. Видишь там на горе-е-ее возвышается крест, – проблеял Степа. – Я знал автора песни Илью Кормильцева. Я его видел в кафе, куда он приходил читать стихи. Он умер. В Лондоне. Там ваш Закаев сидит.

– Что ты еще знаешь? – вдруг неприязненно спросила девушка.

– Знаю свой номер телефона.

Она рассмеялась. Он достал ручку и клочок бумаги из кармана и на тряском столике записал. Взяла бумажку и спрятала в юбку.

– А у тебя есть? – сказал Степа.

– Зачем?

– Хочу подарить полную коллекцию альбомов «Наутилуса».

– Не надо. Тебе понравилась Чечня?

– Очень. Я всегда мечтал у вас побывать.

– Почему у нас? У вас.

– У нас?

– Вы же воевали, чтобы мы у вас были.

– Теперь мир, – сказал Неверов глумливо. Она не ответила. – А фильмы ты любишь?

– Я один фильм смотрела хороший. «Матрица».

– Первая часть?

– Я одну смотрела.

– Там еще две части…

– Я не смотрела.

– Луиза.

– Что?

– У тебя в Москве кто?

На ее лице читалось сомнение, как ответить.

– Еду к дяде.

– А у меня квартира пустая. В центре. Кремль из окна виден. Родители на даче торчат. Целый месяц будут за городом. Они на грядках ползают. Поживи у меня.

Она зевнула, и придумала повод его отвадить:

– Извини, пожалуйста, можно я буду спать?

Степа встал, наклонился, поцеловал. Чмокнул в щеку. Луиза не была научена, как себя вести в такой ситуации. Заметив ее податливость, он тотчас сместил поцелуй. Он целовал ее в губы. Она не открывала их, но и не мешала. Он потянул поцелуй, руками сжав ее теплую голову с загнанными мыслишками, и ушел к себе. Трясло. Она так и не заснула.

– Налегке… – присвистнул Степа, протягивая руку с платформы.

Она соскочила. На плече кожаная сумочка. Пошла рядом. В Москве был день. Остановилась.

– Не потеряемся. Пока.

Неприметный пшеничный паренек встретил Луизу на выходе из вокзала. Подступил вплотную, моргнул:

– Через два дня будет машинка. Сейчас отвезем в общагу.

– Я познакомилась с русским. Мы вместе ехали. Он приглашал меня жить к себе. Дал телефон.

Пшеничный резко зажевал жвачку, которая до этого покоилась за щекой.

– Где он?

– Ушел.

– Что ты ему сказала? Кто он?

– Не знаю.

– Зачем он ездил к вам?

– Ему было интересно.

– Я говорил: надо было к тебе приставить своих. Ладно. Дай его номер, будем узнавать. Сейчас езжай со мной. Идем, тачка с той стороны проспекта. Может, правда лох? Может, так и выгодней. Он лох?

– Не знаю…

Звонок от неизвестного абонента.

– Алло! Алло! Степан!

– Я слушаю.

– Это я – Луиза! Я приняла твое предложение. Можно у тебя пожить?

«Безыскусная девочка»…

– Отлично! Запиши адрес… Метро «Кропоткинская». Там рядом памятник Энгельсу. Каменный мужик. С бородой и руки скрещены. У памятника через час.

Луиза объяснила: дядя уехал по делам и вернется через месяц. Жить одной в пустой квартире – неохота. Степу забавляло: взять к себе чеченку. Он решил расшевелить ее – загрузить книжками, фильмами и разговорами, совершить с ней «сексуальную революцию».

Они не обговаривали условия жизни – он показал ей общую кровать.