Сергей Шаргунов - Птичий грипп

Президент остановился и протянул тяжелую лапу. Угрюмо-ласково просипел:

– Надо это отметить!

Подоспели пластиковые стаканчики, забулькала горилка. Илья затравленно озирался. Он не знал, что делать. Он же не пьет!

– Москаль – тоже людина, – громыхнул кто-то.

Илья быстро чокнулся, поднес стаканчик к губам, наклонил, притворяясь, что отпивает. И выскочил из процессии. Президент двигался дальше и выше. Мусин выплеснул. Под ногой метнулась обожженная ящерица. Он поднял камень, схоронил стакан, и накрыл камнем. Раздался звук пластмассового поцелуя.

Он поехал в город Краснокаменск, неподалеку от границы с Монголией, прихватив с собой пяток мальчишек-активистов, блондинку Машу и чемодан, набитый театральным инвентарем.

Зябко и сухо. Пригород. Бескрайняя степь. Длиннющие, уводящие глубоко под степь урановые рудники. Здесь находилась зона. Облучаемая урановой радиацией и продуваемая песочным ветром. В зоне работал на швейной машинке бывший олигарх. Его посадили за то, что он сунулся в политику, подкидывал деньги оппозиции. Теперь он работал на машинке, благообразный мужчина с той горькой интонацией лица, в которой было так много иронии над собой и над судьбой голубого шарика, обреченного однажды замерзнуть и лишиться жизни. Он работал, опустив серые веки. Лишь иногда вскидывался, раздосадованный тем, что швейную машинку опять заело, и глаза его наполнялись жестоким звездным огнем.

Каменный забор. Железные ворота. Деревянные вышки. Изнутри лагеря тек дым, переваливал за стену и уплывал к степям. Запах костра. Неужели жгут бывшего олигарха и они опоздали?

Маша в сто первый раз посмотрелась в зеркальце, проводя пудреной подушечкой поверх прыщиков и песчинок, и захлопнула косметичку.

Щелкнул чемодан.

Из чемодана проворные руки похватали черные фуражки, черные ватники с белыми номерами на спинах, спортивные штаны. Взамен в чемодан полетели обычные гражданские тряпки.

Маша схватила бумажную трубу плаката и распахнула у себя на груди:

– МЫ ТОЖЕ ЗЭКИ!

Илья приложил к губам мегафон и заскандировал.

Его лозунги подхватили голоса.

– Мы с тобой! Мы хотим к тебе! На свободе как на зоне! На свободе как на зоне! – закричали ребята, переодетые в форменные одежды лагерных обитателей.

Зона засекла и увидела их при первом же приближении, но чего-то ждала, может санкций сверху.

Через полчаса железные ворота распахнулись, выпуская взвод бегущих солдат, среди которых выделялись злорадно искаженные бурятские физиономии.

– Чиво хотим? – фыркнул старшой, узкоглазый дедок в массивной фуражке с кокардой.

– Свободы, – нашелся Илья.

– Ой, блин. Собак позвать, чиво ли? Никак беглые? – Дед протирал свои глазенки, делая их еще косее, и с недоверием всматривался. – Ой! Дожили! Вы кто? Да вы беглые, бля! – внезапно озверевшим голосом крикнул он. – Вали их!

Солдаты того и ждали.

Еще через полчаса Маша одиноко сидела на чемодане, жевала бутерброды с сыром и запивала чаем из термоса.

Мусин и его активисты, побитые, маршировали маленьким строем на площадке между бараками и что есть мочи распевали песню Бременских музыкантов, обычную для образцовой колонии:

В рабочем бараке стрекотали машинки. Бывший олигарх гордо держал голову, оторвавшись от шитья, и глаза его заливало ослепительное безумие.

Мы свое призванье не забудем!

Смех и радость мы приносим людям!

Поющий отряд вылетел из ворот. Маша радостно вскочила с чемодана.

А как же, спросите вы, как же те, кто был создан специально, чтобы утихомирить бунтовщиков? Они не дремали. Мусин сначала казался безвредным. Попугай-путешественник. Но после акции под Краснокаменском его словно впервые заметили. Признали за врага. И решили успокоить.

На дальневосточном острове случился очередной варварский акт дедовщины. Замучили срочника-первогодка. Общество обсуждало яркие подробности жуткого убийства, дымные кроваво-бурые кишки были вывалены в прессу. И вновь Илья придумал театральный ход. Хотя самому ему служба не грозит (откосил из-за больного сердца), он обреет себе голову в знак солидарности с призывниками.

Как на зло, погода испортилась. Вода хлестала с низких небес. Двадцать моментально намокших активистов выстроились в центре Москвы у Министерства обороны. Илья понимал, что отступать поздно. Маша достала из лакированной сумочки опасную бритву и тюбик крема. Густо выдавила другу на хохолок. Энергично, круговыми движениями растерла. Голова Мусина заклубилась седой пеной.