Питер Мейл - Хороший год

Руссель привел гостей в столовую, где одна стена была целиком отведена прелестям охоты. Там стоял шкаф, за железной решеткой которого частоколом высились ружья; в стеклянном кубе злобно щерилось чучело лисы; к большому деревянному щиту была прибита голова огромного дикого вепря, окруженная веером фотографий Русселя со товарищи, а над длинным обеденным столом густой пеленой висел едкий запах чеснока.

— Ужин скромный, — сказал Руссель, когда все уселись, — так подкрепляется наломавшийся в поле трудяга.

Трапеза началась с caviar d'aubergine, то есть холодного пюре из баклажанов, затем подали блюдо, на котором высилась гора мясных рулетиков с начинкой — в Провансе их почему-то называют "жаворонки без головы". Руссель встал и налил всем густого красного "Шатонёф-дю-Пап" из бутылки с выпуклым клеймом производителя. Глядя на вино, Макс сразу вспомнил про специалиста из Бордо.

— Натали Озе вам, конечно, говорила насчет энолога. Завтра он приедет осматривать лозы.

Наполнив свой бокал, Руссель тряхнул бутыль, чтобы вылить все до капли, и сел.

— Да, вчера звонила. — Он покачал головой и вздохнул. — Уж эти мне бордосцы! Считают, что могут заявиться когда им угодно. Не берите в голову. Я им займусь сам. У вас наверняка есть дела поважнее. Так что предоставьте его мне. — Он поднял бокал и повернулся сначала к Кристи, затем к Максу: — За Америку! За Англию! За entente cordiale! [121] Душевное согласие (фр.).

Кристи проголодалась и, не зная, сколь коварно провансальское гостеприимство — здесь ведь слово "нет" в расчет не берут, — чересчур быстро расправилась с первым "жаворонком без головы". Это была ошибка. Мадам Руссель немедленно подложила ей еще рулетик, солидную порцию баклажанной икры и толстый кусок хлеба, чтобы подобрать соус. На этот раз спасительной урны под рукой не было. Только теперь Кристи заметила, что Макс ест очень медленно — внимая монологу Русселя, он только улыбается и кивает.

— Вам тут объяснят, — продолжал Руссель, откупоривая еще две бутылки, — что если перед хорошей выпивкой съесть листья с макушек пяти кочанов капусты, потом можно пить сколько влезет, и хоть бы хны. — Он опять пошел вокруг стола, пополняя бокалы. — Говорят, жареные козьи легкие тоже помогают, но сам я не пробовал. А лучше всего вроде бы действуют клювы ласточек; их надо сжечь и угольки размолоть в порошок. Сыпанете щепотку-другую в бокал, в первый самый, и пейте потом что хотите — никаких последствий. Voilà.

— Чудеса, — восхитился Макс. — Чтобы не забыть, запишу себе: обязательно купить немножко клювов.

Перехватив взгляд Кристи, он перевел ей монолог Русселя, но когда дошел до рецепта, в котором главным ингредиентом были клювы ласточек, улыбка ее застыла. Кристи всю передернуло, и она спешно сделала большой глоток вина.

— Ну и публика!.. Птичьи клювы!.. Они что, не слыхали про алкозельцер?

Ужин мало-помалу приближался к кульминации: в столовую торжественно внесли огромный чугун с рагу из дикого кабана в соусе почти черного цвета — от вина и свернувшейся крови. К рагу подали запеченный с сыром картофель и снова наполнили бокалы. Кристи с отчаянием смотрела на дымящуюся перед ней тарелку; этого хватило бы на свору голодных псов. Макс ослабил ремень на брюках. Хозяева с прежним аппетитом принялись за рагу.

Потом, разумеется, было предложено непременно съесть еще кусочек. Затем настала очередь сыра. За сыром последовали огромные куски tarte aux pommes под блестящей корочкой сахарной глазури. В завершение — кофе с ромбиками миндального печенья и — непременно по глоточку marc, отравы домашнего производства.

К этому времени Кристи уже плохо соображала. От переедания она не могла ни думать, ни двигаться и готова была впасть в длительную спячку; ей хотелось одного: найти тихий темный уголок и там свернуться калачиком. Макс чувствовал себя не намного лучше, и даже сам Руссель, судя по всему, выдохся и лишь из вежливости уговаривал гостей выпить еще глоточек marc.

— Незабываемый получился вечер, — прощаясь, заверил Макс мадам Руссель.

Расцеловавшись с хозяевами и пожав протянутые руки, он повел к машине едва волочившую ноги Кристи, сложил ее пополам и засунул на сиденье.

— Ты молодчина, прекрасно справилась с ужином, — похвалил он ее по дороге. — Калифорния может тобой гордиться. Прости, что устроил тебе такое испытание, но я понятия не имел, что нам предстоит настоящий гастрономический марафон. Как самочувствие?

Ответа не последовало. Когда они подъехали к дому, Максу пришлось на руках вытаскивать из машины неподвижное и тяжелое тело, от девушки пахло анисовым ликером и миндальным печеньем. Он доволок Кристи до спальни, уложил, снял с нее туфли и укрыл одеялом. Когда он подсовывал под голову Кристи подушку, она вдруг шевельнулась и прошептала: