Павел Вежинов - Весы

– Что все-таки? А… ну, поведи меня на концерт, на хороший концерт. Но только действительно хороший.

– Хороший? – встрепенулась она.

– Да, хороший! Не глубокий, не сильный, не импозантный! А просто хороший!

Я старался хотя бы немного отвлечь ее. И кажется, мне это удалось. Она подняла руки и начала вытирать слезы. Нельзя было терять ни минуты. Одной рукой я обнял ее за плечи и повел в спальню. Она все еще вздрагивала в слабых, замирающих конвульсиях. Но что такое конвульсия, спрашивал я себя. Ведь и смех – конвульсия, и издевательство – конвульсия… Хватит, тебе! – приказал я себе. – Опомнись, перестань хотя бы на минуту!

Я привел ее в спальню, заботливо уложил в кровать. Она не отпускала меня, ее мокрое лицо в сумраке блестело.

– Останься ненадолго со мной! – просила она. – Совсем немножко – пока я успокоюсь!

Я молча подчинился. Она прижималась ко мне, гладила по щеке. Ладонь ее показалась мне на этот раз необыкновенно жесткой. Да как ей не быть жесткой, когда она каждый день вручную стирает твои французские рубашки!

На этот раз Лидия уснула неожиданно быстро. Я встал и перешел на свою кровать.

Неважно, что это было – инстинкт, порыв или рассудок. Важно, что я провел ее по единственному пути, который у нее был. На другой день она показалась мне гораздо бодрее, хотя все так же молчала. Я чувствовал, что она молчит, потому что думает о чем-то, а не о ничем. Я даже знал, о чем именно, с полной, чтобы не сказать с абсолютной, уверенностью. Она думала, в чем ей пойти на концерт. И что сделать с лицом, на которое будут смотреть те, кто так давно не видел нас вместе. Но только за обедом она решилась спросить:

– Ты действительно хочешь пойти на концерт?

– Да, конечно! – оживленно ответил я. – Решим проблемы теории на практике.

И это оживление было не совсем фальшивым. Мне действительно захотелось в концертный зал. Я всегда любил музыку, но никогда о ней не задумывался. Какая разница, сколько лепестков и сколько тычинок у цветка? Важно то, что он – цветок, и моя душа воспринимает его как нечто прекрасное. Так я думал, хотя в моем собственном искусстве математические пропорции и отношения играли огромную роль. Все-таки в глубине души я был убежден, что эти меры – человеческие меры, и их объективное существование случайно.

А выходило не совсем так. Выходило, что музыка оперирует настоящей азбукой. Это тона, связанные в гаммы. У каждой гаммы собственная характеристика. И у каждого тона – своя объективная сущность, которую можно измерить объективными мерами, кажется, мегагерцами. Да как же иначе галактики превращались бы в музыку!

В тот день, когда мы собрались на концерт, с утра начался мелкий и прохладный дождь, – наверное, первый предвестник осени. Накрапывало до полудня, слабыми порывами, – потом облака разошлись. Появилось мокрое небо, которое то исчезало, то снова открывалось. Но облаков была куда больше, чем неба, и я предугадывал их молчаливое торжество. Все, что я сейчас рассказал словами, можно превратить в музыку. Любой профессионал среднего уровня тут же назовет вам не только гамму, но даже необходимые для нее инструменты.

Наконец Лидия появилась на пороге моего кабинета. Она улыбалась, но во взгляде ее был легкий испуг. Темное вечернее платье, наверное, самое парадное в ее гардеробе. Длинное, до пояса, серебряное колье с крупным янтарным медальоном. На плечах – пресловутая семейная лиса. Но всего старательнее и всего изящнее, я бы сказал, она нанесла на лицо грим, что в последнее время ей редко удавалось.

– Я тебе нравлюсь?

– Да, конечно, – ответил я без особого одушевления.

Недостаток воодушевления был вызван главным образом лисой. Да какой мужчина любит показываться, особенно на улице, с расфранченной женой. Явно придется ехать на машине, хотя парковать ее будет негде. Лидия, однако, по-своему истолковала мою сдержанность.

– Если хочешь, я надену другие туфли. В этих я кажусь очень высокой.

– Нет-нет, все в порядке, – отозвался я, слегка повысив тон.

Она снова улыбнулась, чуть не с детской признательностью. Как легко топтать женщину, если сумеешь вывести ее из душевного равновесия. Но в те дни у меня, разумеется, ни разу не возникало подобное желание.

На концерт мы в самом деле поехали на машине. Но поставить ее было негде. Плюс ко всему перед входом стояла огромная толпа. Я нахально сунул машину между роскошными служебными лимузинами на площади перед Министерством иностранных дел. Потом мы пешком прошли к залу. Толпа возросла еще больше, многие спрашивали билеты. Я не ожидал такого спроса в межсезонье, но интерес, кажется, был заслуженный. Концерт давал оркестр Венской филармонии, совершавшей летнее турне по Восточной Европе. Лидия воодушевилась, хотя и старалась скрыть свое возбуждение. Однажды она слышала этот оркестр, да еще в Вене, и говорила о нем как о сне или сказке. В толкучке у дверей лиса съехала набок, но все же нам удалось войти без особых происшествий.