Павел Вежинов - Весы

Кажется, я начал что-то понимать. Наверное, вкус – это особый вид восприятия; если так, должны существовать люди, одаренные способностью различать разные вкусы и вкусовые качества, – почему бы и нет.

– А чем занят твой вкус? – шутливо спросил я. – Ты пробуешь вместо меня вина и сигареты?

– Я пробую вместо тебя все блюда, которыми тебя угощают. Все проекты, то есть… Зачем тебе портить свой вкус, когда можно портить мой, – и он засмеялся.

– А что, с этой способностью рождаются? Или она с неба падает?

– С неба ничего не падает! И за жизнь одного поколения эту черту не воспитаешь. Я унаследовал ее от своих дедов и прадедов. Они не жили во дворцах, но достаточно побродили по свету и повидали… Так что даже пролетариат не может обойтись без дегустаторов, иначе никто не станет покупать его товары… Теперь ты понял?

– Да, вполне, – кивнул я. – И, кроме того, понял, что был хорошим руководителем… Раз попал на такого квалифицированного дегустатора…

– В этом можешь не сомневаться! – шутливо отозвался Христофор. – Я недавно был в Риме и купил только два предмета личного пользования: пару обуви и галстук. Обувь я купил сразу же, потому что брал для себя, а я свой вкус хорошо знаю… Но галстуков перебрал чуть не две сотни, пока не нашел, что требовалось. И не бог весть как дорого дал: тридцать долларов. Но как посмотришь, скажешь, что он стоит сотню. Потому что я покупал его для тебя, старикан, а у тебя ужасно придирчивый вкус. У тебя нет ни одной случайной вещи.

– Ага, теперь все ясно! Вот чем ты держишься!

– А чем же еще?

– И как я с тобой расплачиваюсь?

– Ты прикрываешь меня своей спиной. Старикан, должен тебе сказать, что и вкус не дается раз и навсегда.

Его нужно развивать, совершенствовать, поддерживать в форме. Я привез два с лишним десятка альбомов, потому так и задержался в Риме. Купил все, что нам нужно, за счет управления, разумеется… Вкус – штука дорогая, его невозможно поддерживать из личных средств.

– А если нам укажут на дверь? И тебе, и мне? Вряд ли в управлении станут держать инвалида. Хоть я и пострадал на своем посту…

Шутливое выражение мгновенно соскочило с его лица.

– Давай не будем говорить об этом сегодня. Но ты поправишься, старикан. Когда я был в Риме, то поспрашивал… Наука в наши дни располагает очень сильными средствами…

– Ты про электрошок?

– Откуда ты знаешь?

– Должен знать. Памяти у меня нет, но голова на плечах осталась.

– Да-да, вижу… Но не будем сегодня говорить об этом.

– А о чем?

– Да о чем хочешь. Я к твоим услугам.

– Хорошо, Форчик, раз ты так любезен… Я задам тебе весьма деликатный вопрос. Если не хочешь – не отвечай, но я рассчитываю на тебя.

Его пухлое лицо сразу вытянулось. Серьезное лицо, интеллигентное, я бы даже сказал, озабоченное. Налет самодовольства исчез без следа.

– Хорошо, я тебя слушаю.

– Тогда скажи мне, какими были наши отношения с Лидией до несчастного случая?

Лицо его совсем померкло.

– Старикан, это непорядочно. Расспрашивать о собственной жене!

– Знаю, что непорядочно, но у меня нет другого выхода. Я должен как-то восстановить свою жизнь. Разве это нормально – жизнь, разрубленная пополам?

– Да-да, понимаю. Но что я могу сказать? Что можно сказать о браке, который насчитывает два десятка лет?

– И все-таки?

– Нормальный брак. Давно вошедший в колею.

– Но между нами что-то произошло!

– Почему ты так думаешь?

– Я ничего не думаю. Но мне так кажется… Она все время как будто испугана. В каком-то тревожном ожидании. Словно мы обвиты коконом некой тайны…

Он молчал. Он даже опустил голову, чтобы я не мог видеть его лица. Когда он наконец выпрямился, в его взгляде была решительность.

– Слушай, я обязан тебе сказать…Даже рискуя быть некорректным… Потому что если я не отвечу, эти мысли будут гноиться в тебе, как корень больного зуба. Начнется абсцесс, отравление всего организма… Все-таки я – самый близкий тебе человек в этом городе. Кроме твоей жены, разумеется. Нет, старикан, я не шучу. Жена, то есть супруга, какой бы она ни была, – обязательно часть твоей души. А Лидию никоим образом не назовешь непорядочной. Она не из тех женщин, которые бездумно пожирают своих мужей. Как питон глотает домашнего попугая, а потом смотрит на тебя невинными глазами, будто ничего и не было… Может быть, все идет от ее чрезмерной впечатлительности… Но она человек, слава богу, человек, человек…

Его тон слегка испугал меня. Что это с ним? Почему он повторяет одни и те же слова, как испорченный проигрыватель? Он умолк. Я тоже молчал, зная, что нужно ждать, пока он сам не заговорит. Иначе все может рухнуть.