Михаил Лифшиц - Почтовый ящик

Татьяна сидела и изумленно хлопала глазами. Сережа тоже был как под анестезией. Директор фирмы, который все это излагал, был молодым парнем, на несколько лет старше Гендоса. Говорил он правильным литературным языком, иногда только вставляя в конце вопросительных предложений: «Ага?», «Вы меня поняли, ага?». Но от этого избавиться было трудно – так говорили все в этом городе.

И Сережа ушел из «почтового ящика», и даже не очень сильно сомневался. Надоели институтские стены. Надоело быть самым молодым, теперь он стал сразу самым старым на новом месте работы.

Опасался, что его уход вызовет взрыв, обвал, ну, хотя бы сильный шум. Но нет, ничего такого не было. Главный инженер пытался уговаривать, но не слишком настойчиво. Выслушал Сережину историю и сказал: «Ну, ладно, отпускаю тебя на год, через год возвращайся!» А директор и не уговаривал. Спросил, столкнувшись с Сережей: «Вы, кажется, хотели со мной поговорить?» «Нет, не хотел», – ответил Сережа, и разошлись. С другой стороны, и хорошо, не так больно. Отходную пьянку Сережа устраивал со спокойным сердцем.

Сережа притормозил на углу Ходынки и Пресненского вала, захотелось купить горячего хлебушка в лавке хлебозавода. Постояв несколько минут за какой-то бестолковой бабкой, которая никак не могла рассчитаться за купленные ей пять батонов, Сережа купил круглый черный и пошел к машине, с удовольствием ощущая горячий каравай, и думая только о том, что сейчас залезет в машину, отломит корочку и съест. Тут Сережа увидел своего бывшего сослуживца Царькова, который шел по тротуару и смотрел на Сережу.

«Как зовут Царькова? – попытался вспомнить Сережа. – А, да. Виталий».

Виталий приближался как-то боком, как щенок. Готов был и мимо пройти, если что не так. Но шел явно к Сереже и смотрел на него, не отрываясь.

– Привет, Виталий, – Сережа махнул рукой с зажатыми ключами от машины.

– Здравствуй, Сережа! – откликнулся Царьков, подходя.

– Как живешь? Что, где? – поинтересовался Сережа, больше из приличия.

Но Царьков стал излагать свою историю довольно подробно. Вот она вкратце. Виталий работал в лаборатории у Альберта Тарасовича в новом институте. Но Альберт его не ценил, платил мало. В очередной раз, когда забурлила политическая жизнь, даже стреляли в Москве, Царьков решил половить в мутной водичке. Бегал с работы на митинги, знакомился с новыми людьми, рассказывал, что пострадал от коммунистов, даже сидел некоторое время. «Помнишь, как меня взяли?» – спросил Сережу Царьков. Это он имел в виду, что ему когда-то по пьяному делу глаз подбили и в милицию отвели. Наверное, Царьков много раз пересказывал тот эпизод разным людям, все сильнее привирая, и так заврался, что сам теперь думал о себе как о борце с режимом. Кому-то Царьков голову все-таки заморочил, и ему предложили место в префектуре. Царьков уволился из института, сказав на прощание Усатому, что, как только покончит с коммунистами, займется им, как душителем всего передового. Некоторое время Царьков чувствовал себя хозяином района и был счастлив. Но организаторских способностей у Виталия не было, грамотейка была слабовата, идей на самом деле никаких в голове у него не сидело. Может быть, и прижился бы он на третьих ролях, но уж больно много лишнего говорил Царьков, когда был подшофе, и тащил все, что плохо лежит. Года не прошло, как поперли его из властных структур. Виталий сказал, что разочаровался в демократах и не захотел на них работать. Теперь Царьков работал охранником. «Работаю через два дня на третий, сыт, пьян и нос в табаке», – так охарактеризовал свою службу Виталий. Он распахнул куртку и показал свою форменную тужурку, на которой справа было написано «Security», à ñëåâà âèñåëà áëÿõà ñ íàäïèñü «Îõðàíà».

Рассказывая, Царьков время от времени косился на Сережину машину. И рассказав, почувствовав себя вправе спрашивать, Царьков уставился на машину уже неотрывно. «Волга» и вправду была хороша, сияла на солнышке, чистенькая, вчера помытая.

– Ну, а ты где? – спросил Царьков.

– Работаю в московском представительстве одной сибирской фирмы, – ответил Сережа.

– А кем, каким-нибудь начальником?

– Моя должность называется «полномочный представитель».

– И тебе черная «Волга» положена? – подступал к интересующему его обстоятельству Царьков.

– Как положена? А… да, нет, эта моя машина, не служебная.

– Это я понимаю. Но ведь не всем разрешают черные «Волги» покупать? – выяснял Царьков.