Александр Кондратьев - Белый человек

Но в один день она проснулась с чувством необоримой решимости. Весь день она не могла ни о чем думать, кроме предстоящей встречи со Снежаной.

Вечером Вера тщательно подобрала одежду и чуть-чуть накрасилась, прежде чем выйти из дома. Она хотела выглядеть сногсшибательно, но при этом скромно, а это взрывное сочетание, требующее определенного мастерства. Благо, Вера им обладала.

Она не помнила, как добралась до дома медсестры — ноги сами донесли ее. Вере казалось, что все сорвется — Снежаны не будет дома, или будет ее сын, и они не смогут поговорить.

Она позвонила в звонок с тяжелым чувством обреченности. Вера поняла, что плохие предчувствия сбылись — более того, все оказалось хуже, чем она себе представляла, когда дверь отворилась, и за ней оказался — нет, не сын Снежаны — Пейл Арсин собственной персоной.

— Ох, — сказал Пейл.

— Ах, — сказала Вера.

Пейл смущенно улыбнулся, неловко, боком, скользнул мимо Веры и пошел прочь.

— Пейл, что?.. — Снежана подошла к двери и, увидев Веру, не закончила.

— Привет! — начала Вера робко.

— Что тебе нужно?

Голос Снежаны был таким холодным, что способен был изменить погоду в регионе на несколько лет.

— Я хотела поговорить, — сказала Вера глухо. — Просто поговорить.

Девушка удивилась, как звучал ее голос. Казалось, что ее горло промерзло от холодного приема и почти не способно было издавать звуки.

Снежана окинула соперницу исцеляющим взглядом.

— Ну заходи, что стоишь? — сказала она. — Глеб! — возвысила она голос. — Не хочешь прогуляться?

Подросток, ссутулившись, подошел к матери.

— Опять?

— Не опять, а снова, — огрызнулась Снежана. — Погуляй, мы недолго.

— Пойду тогда в магазин схожу, что ли, — уныло сказал Глеб.

— Только смотри, много не трать!

— Угу, буркнул подросток, одарив Веру недобрым взглядом.

Снежана попросила Веру снять туфли и пригласила на кухню.

— Чаю? — спросила хозяйка.

— Мне бы чего-нибудь покрепче, — сказала Вера, и это прозвучало как признание.

Снежана невольно улыбнулась. Она достала из шкафа большую бутылку виски, откупорила ее и налила в два стакана.

— Берегла для особого случая, — сказала Снежана. — Если это не он, то я тогда не знаю. Хочешь лимон туда выдавлю? У меня есть.

— Да нет, я так, — сказала Вера.

Две женщины сели друг напротив друга и выпили. Каждая ополовинила свою порцию. Обе сморщились, пресеклись взглядами и расхохотались.

— Сестра, — сказала Вера.

— Я знаю, — сказала Снежана.

Помолчали.

Потом переглянулись и прикончили содержимое стаканов.

Снежана налила еще.

— Папка-то наш — козел, — сказала Снежана.

— Ага, — подтвердила Вера.

— Выпьем за него, — сказала медсестра. — Чтобы черти в аду сильнее там его вилами.

Вера хохотнула:

— Ты в это веришь?

— Нет, но этот козел заслужил.

Чокнулись и выпили еще.

Снежана поднялась, взяла лимон из холодильника, отрезала дольку ножом, поднесла к носу, понюхала, а потом, зажмурившись, съела все, кроме кожуры.

— Знаешь, Глеб мой, — сказала Снежана, — от него.

Вера смотрела на сестру с открытым ртом, пока та залпом осушила стакан и стукнула им об стол.

— Что? — переспросила Вера.

— Ик! — ответила Снежана. — Что слышала.

Вера принялась подсчитывать. Ей не нужно было много выпить, чтобы опьянеть, и алкоголь уже осыпал ей мозги, так что ей было трудно произвести расчеты.

Снежана заметила это:

— Не считай. Не вдавайся в подробности.

Язык медсестры чуть заплетался от выпитого. Она налила себе еще немного и снова опустошила стакан.

— Я люблю Глеба. Он для меня все. Пусть и педераст. Я не увижу внуков, зато его гнилое семя… Ик!.. Его гнилой род не продолжится.

Вера никак не могла свыкнуться с мыслью, что Глеб — ее племянник и брат одновременно. Эта была настолько мучительная мысль, что она вмиг протрезвела.

Вовремя, потому что Снежана спросила ее:

— Что нам делать с Пейлом?

— Я не хочу его делить, — сказала Вера. — Это последнее дело. Я за этим и пришла. Хотела сказать об этом. У меня есть Василь. Я хочу остаться с ним. Пейл для меня ничего…

— Не-е-ет, — Снежана неуклюже помахала указательным пальцем перед носом Веры, — нам не надо его делить. Ик!.. Скоро все изменится!.. Очень скоро! Ик!..

Всем нравится смотреть, как два мужика мутузят друг друга. Так было с начала времен. Если в драке участвует куча народу, теряется самое главное — интимность происходящего. Драка — манифестация естественного отбора. Люди испортили красоту драки, когда начали использовать подручные средства. Представьте себе, как два древних ящера-гиганта сходятся в битве. Какая красота! Какая мощь! Только представьте себе все хорошенько: пышная девственная природа, экзотические растения, папоротники чудовищных размеров. Для драматизма нарисуйте в воображении кровавый закат, градиент неба от желтого к красному. Ящеры тяжело ступают, взбивая кучу пыли. Бьют друг друга хвостами, пытаются дотянуться до шеи противника зубами. Силы равны — это обязательное условие, иначе смотреть неинтересно. Услышьте их рев, похожий на трубный зов слонов. Запаситесь терпением: эти парни никуда не спешат. А для одного из них сегодня и вовсе все кончится. Настоящая, примитивная доисторическая драка — что может быть лучше? В ней — вся суть жизни. Выживет более выносливый, более яростный, более сильный. В тупых мозгах гигантских ящериц нет места эмоциям, рассуждениям о Боге. Вскрыв их сознание, вы не найдете ничего кроме голода и злобы. В мгновение смерти жизнь не полетит перед их пустыми глазами. В такой драке — все драки. И два мужика, которые лупят друг друга — на пыльной арене в Риме, на ярмарке в Великом Новгороде, в товарном поезде, пересекающем Америку, — в своем величии, в своем отчаянии и в своей боли они равны тем древним ящерам. Они и есть квинтэссенция боя. Как только материя ожила, как только она столкнулась с борьбой за выживание, она научилась драться. Этот бой начался в темноте под холодными звездами, там же он однажды и закончится. Ему не смогут помешать атомные бомбы, вирус птичьего гриппа, гаснущие солнца — жизнь всегда найдет себе лазейку и просочится в будущее, чтобы продолжить драку. Вот ты сейчас читаешь это — у тебя же есть дети. Может быть, не в этот конкретный момент, но в континууме твоей жизни они появятся. Не расти их слюнтяями и трусами — прекращай. Хватит воспитывать жертв, беззубых травоядных крикливых ничтожеств. Ты же не корову породил. Вырасти из них великанов, гигантских хищных ящеров — и пусть они хорошенько откусят от пирога, пусть съедят его целиком, раз уж ты выплюнул их в мир, не спросив разрешения.