Александр Кондратьев - Белый человек

Пейл ничего не ответил. Что тут скажешь?

— Но ты не ограничился моей рукой, сукин ты сын. Ты забрал мою дочку! — Голос старосты взлетел. Григорий сбился, хватая ртом воздух, и вдруг разразился рыданиями.

Пейл скосил взгляд на Руслана, тот выглядел растерянным и напуганным.

— Знаешь что, Пейл, — Григорий поднял мокрое от слез лицо, искаженное ненавистью, — да пошел ты! Я говорю это тебе, своей судьбе, гребаной войне и всему миру! Пошли вы! На войне как на войне!

Григорий неловко поднялся и сделал шаг в сторону. Он раскрыл чемоданчик, чтобы продемонстрировать Пейлу содержимое. Пейл скользнул взглядом по острому железу и облизнул пересохшие губы.

Староста здоровой рукой достал оттуда кусачки.

— Око за око, а, Пейл? — сказал Григорий, клацнув желе зом.

Пейл Арсин оценил сюрреализм ситуации. Ему казалось, он видит кошмарный сон. Он смотрел на старосту и понимал, что горе вышибло ему последние мозги. Сейчас этот маньяк был способен на все. В жизни Пейла бывали трудные моменты, но этот уверенно стремился к тому, чтобы стать самым трудным. Единственной надеждой Пейлу виделся Руслан, но тот только хлопал глазами. Когда Пейл умоляюще посмотрел на него, городовой поспешно отвел взгляд. Неужели этот тюфяк не собирается ничего предпринять? Пейл заерзал на стуле и напрягся, снова попробовав веревки на прочность. Он уперся в пол ногами и подумал, не повалиться ли ему на спину, но сразу прогнал эту мысль — так он рискует предоставить собственную промежность в полное распоряжение старосты. Кусачки в его руках совсем не располагали к такому доверительному жесту.

Пока Пейл отчаивался и ерзал на стуле, Григорий неумолимо приближался к нему. Пейл знал, что однажды он попадет в такую ситуацию, но все равно не был готов к этому. Он пытался сохранить лицо, но близость боли, пыток — или что еще там придумал этот урод — пустила сердце галопом.

Григорий неуклюже приставил лезвия к руке Пейла. Пейл сжал руку в кулак. Он чувствовал холод железа на третьей фаланге указательного пальца — Григорий взял его палец в тиски. Пейл покрутил кистью, отодвигая инструмент, но староста вдруг ударил его кусачками по лицу. Староста неплохо управлялся с ними одной рукой, хотя это должно было быть неудобно. Острые лезвия пропороли Пейлу щеку и едва не выкололи глаз. Он вскрикнул от боли и неожиданности.

— Не рыпайся, тварь! — рявкнул староста. — Сейчас мы с тобой проведем интервью. И в этом интервью будет всего один вопрос. Попробуй только дернуться, твою мать, и я откушу твой чертов белый нос и засуну его тебе в задницу.

— Руслан, ты так и будешь стоять там и смотреть, как осел?! — Пейл потерял самообладание и почти кричал. — Он же сейчас меня прикончит! Я ни в чем не виноват! И ты это прекрасно знаешь!

Руслан вздрогнул и как будто проснулся. Лицо обрело осмысленность.

— Гриша, Григорий, — начал он примирительно, — успокойся. Ты ведешь себя неразумно. Это вообще незаконно. Нельзя вершить самосуд…

— Я здесь закон! — проревел Григорий. — А вот ты здесь никто! Закрой свой поганый рот и выметайся отсюда. Сходи в сортир и вытри свой засранный зад. Не мешай взрослым разговаривать.

Грубая отповедь сокрушила Руслана. Он в одно мгновение сник, постарел и превратился в столетнюю развалину. Вжав голову в плечи, городовой послушно зашаркал к выходу, не оборачиваясь.

— Руслан, стой! Не позволяй ему так с собой разговаривать! Ты же городовой! У тебя есть власть!

Но в ответ только хлопнула дверь. Этот глухой звук представился Пейлу безрадостным итогом всей его жизни.

— А теперь поговорим! — зловеще улыбнулся староста. — Только сначала я попрошу тебя об одной вещи.

— Пошел к черту, — плюнул в него Пейл. Ему было страшно, но он не был трусом. Возможно, как и в противостоянии с толпой, ему поможет дерзость. С безумными надо обращаться, как с дикими животными, — нельзя отводить взгляд, когда они сверлят тебя глазами и пытаются понять, чего ты стоишь.

Староста щелкнул кусачками около лица Пейла. Пейл резко дернул головой. Потом почувствовал, как по щеке и шее побежало теплое.

— Что ты натворил? — дрожащим голосом спросил он, пытаясь скосить глаз и оценить причиненный ущерб.

— Отрезал мочку твоего бледного уха, — сказал староста. — Знаешь, кровь тебе к лицу.

Пришла боль, но Пейл сдержался и не закричал. Только втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы.

— Будет хуже, если ты не подчинишься моим правилам, — сказал староста. — Будь умницей, делай, как я говорю, и мы быстро со всем разберемся.