Татьяна Краснова - Таня

Дворянское гнездо

— КАК там, по-твоему, Юрий Георгиевич с Моськой? — всю дорогу беспокоилась Таня. — А это вообще была хорошая идея — оставить ее с ним? А что, если она убежит? А вдруг начнет скулить и донимать его? А Котангенс ее не обидит?

Щенка больше некуда было пристроить. В музей и тем более в храм с собакой не пустили бы — даже с Егоркиными связями. Мальчишка сопровождал их, счастливый, словно усадьба принадлежала ему, и, оставив друзей в гардеробе, побежал за своей мамой.

В старинном барском доме были залы, полные древних портретов и мебели с завитушками, и паркет с узорами, похожий на ковер. Чтобы его не испортить, требовалось надеть тапки с длинными завязками. Юля тут же разбежалась и проехалась по паркету, как по льду — суконные лапти прекрасно скользили.

— Сейчас выскочит какая-нибудь бабка с пистолетом наголо, — вполголоса предупредила Таня.

В тот же миг появилась пожилая смотрительница:

— Девочки! Как вы себя ведете? Вы находитесь в музее!

Юля тут же сделала серьезную мину и прошествовала в следующий зал, а взглянув на Таню, фыркнула:

— Тебя так просто запугать?

— Ну… вообще-то я теряюсь, когда на меня наскакивают. Вокруг меня всегда были только старшие, я, наверно, привыкла, что другие знают больше, понимают лучше… Потом, сама с собой, я сознаю, что не хуже остальных, — а в следующий раз снова теряюсь. Нам еще в храм идти, а мне и в церквях всегда не по себе. Кажется, все остальные лучше понимают и смысл того, что происходит, и как себя вести, а я как будто еще не готова… И бабки с замечаниями там тоже есть…

— Думаю, при Егоркиной маме нам ничего не грозит, — успокоила ее Юля.

ЕГОРКИНА мама[5] оказалась похожа на кружевную даму с портрета. Посетителей в будний день почти не было, никто ничего не загораживал, не шумел и не мешал проникаться стариной.

После блуждания по усадебному дому дачники переместились в Благовещенскую церковь — шатровую, напоминающую ракету на взлете. Экскурсовод обратила их внимание на уникальные иконы:

— Это очень редко встречающиеся иконографические типы. Вот Спас Эммануил — образ Христа в возрасте двенадцати лет. Почти что ваш ровесник. А вот Спас Благое Молчание — еще более редкая икона: Спаситель в образе ангела, до воплощения и прихода к людям. С крыльями его не сразу можно узнать. А это белогорская реликвия, Георгий Победоносец. Икона была найдена местными жителями в ручье, в конце позапрошлого века. Считается чудотворной. Во время Великой Отечественной войны в городе уцелел единственный дом — тот, где находился образ. Бомба попала в крышу и не разорвалась. Икона подарена храму наследниками последних владельцев…

— Из того самого дома с привидениями, — пояснил Егор на ухо Тане. — Говорят, когда икону вынесли, чертовщина и завелась…

Экскурсовод поблагодарила всех за внимание, а молодежь — за терпение, и предложила походить самостоятельно, «подышать» историей.

— Росписи сделаны современными мастерами по оставшимся фотографиям. А кое-где под слоем штукатурки сохранились подлинные фрагменты, сейчас их расчистили.

На стенах были рай и евангельские сцены, а на выходе разместился Страшный суд. Обнаженные человечки, нежные и беззащитные, летели с высоты налево и направо, к чертям и ангелам.

— Твой излюбленный сюжет, — Танина мама с иронией указала на булькающий котел. — Можешь наслаждаться: мы уже там. Улетели. — И ушла в сувенирную лавку.

Таня, наоборот, присела на скамейку в дверях и на немой вопрос Юли ответила:

— Мои родители не верят ни в какого Бога. Светских выездов по церквям не совершают. По крайней мере, не притворяются.

— Мои тоже не богомольные, — махнула рукой Юля. — Хотя на Рождество представляют вертеп, а меня гоняли в воскресную школу. Зато я всяких людей из Библии узнаю на картинах. Вон там — Каин и Авель… А куда она уже улетела, я не поняла? Чем ты должна наслаждаться?

— Нечем тут наслаждаться, — нахмурилась Таня. — Когда папа женился на маме, его первая жена попала в сумасшедший дом. Она была домохозяйкой, вся жизнь — в муже и семье, и у нее ничего не осталось. Ну, разве что Олька, моя старшая сестра. Но Олька всегда жила с нами. И с мачехой прекрасно ладит, как ни странно. Лучше меня. Она деловая, практичная, они шопингами вместе занимаются. А мама, наверно, считает, что на них с отцом лежит тяжкий грех, раз черти с вилами ее так раздражают.

— А ты тут при чем?

— Может, ей кажется, что меня всё это не касается, и мне легче живется? А может, они изо всех сил стараются создать для меня рай… всем жертвуют… А я — НЕ ТО, и никакого счастья не выходит.