Йоханнес Зиммель - Горькую чашу – до дна!

А Торнтон Ситон, очень довольный жизнью, пил на пару со своим голубоглазым и светлокудрым красавчиком – ассистентом режиссера – и поделился с нами:

– Гансик поедет со мной в Штаты. Я устрою его на телевидении.

А Генри Уоллес в подпитии нарывался на ссору – из-за того, что в Голливуде финансовые власти наложили арест на его собрание картин французских импрессионистов.

Белинда Кинг, выпив, пришла в прекрасное настроение, танцевала на столе и весьма откровенно демонстрировала свои стройные ножки. В Гамбурге она познакомилась с настоящим итальянским князем, который, по ее словам, еще и сказочно богат и собирается на ней жениться.

Склейщица Карла Хёгштедт по пьянке впала в мрачную тоску и объявила, что ноги у Кинг кривые, теперь мы все наконец в этом убедились, а этот ее князь вовсе обыкновенный жиголо, у которого за душой одни долги, она это, мол, точно знает. Дело в том, что Карла знала и еще кое-что: уплотнение в ее груди, из которого несколько дней назад взяли кусочек ткани на биопсию, оказалось злокачественным, хотя врач пытался ей наплести нечто успокоительное.

– Он думает, я ничего не соображаю. Почему же тогда назначает мне курс облучения? Сегодня буду пить, пока не свалюсь под стол. Все равно через год окажусь в могиле!

А молодой человек по фамилии Хенесси пил, очевидно, лишь для храбрости, ибо, как только напился, произнес небольшую речь, в которой (покраснев до ушей) объявил всем и каждому, что обручился с присутствующей здесь монтажисткой Урсулой Кёниг и в ближайшее время собирается на ней жениться.

Смазливая рыжекудрая Урсула сидела рядом с ним и дарила нам всем обворожительные улыбки, а мы хлопали в ладоши и поздравляли молодую пару, и, когда я пожал Хенесси руку, он сказал:

– У вашей дочери тоже рыжие волосы. Она вообще ужасно похожа на Урсулу. Может, вы даже заметили, что я не сводил с нее глаз.

– Да, заметил.

– Когда я видел вашу дочь, я невольно думал об Урсуле. В конце концов я не выдержал и сказал себе: значит, это, наверное, и есть большая любовь! И вот теперь женюсь на Урсуле!

Значит, его можно было сбросить со счетов. Ибо, даже если он вопреки здравому смыслу и лгал мне, рыжекудрую Урсулу он бы ни за что не смог обмануть! Значит, господин Хенесси отпадает.

Тогда кто же?

И моя жена, тоже приглашенная на вечеринку, весело пила в компании веселого Косташа, чей фильм был спасен.

Я же пил совсем мало, так как Шерли уехала, попросив ее извинить: «Не сердитесь, но мне надо быть в городе. Я условилась встретиться с одним человеком».

Шерли не знала, что Шауберг поехал вслед за ней. На следующее утро, делая мне уколы (прямо в гостиной нашего номера, так как Джоан крепко спала), он сказал:

– Она доехала автобусом до Мёнкебергштрассе, а там пересела в такси. Такси проскочило перед красным светом через перекресток. Я не успел. Да вы не тревожьтесь, мы это дело выясним.

– Кто это «мы»?

– Только мой студент и я. Ведь в гараже как-никак мое рабочее место, и я не могу уходить, когда мне вздумается.

23 ноября вечером я впервые густо намазал лицо ауреомициновой мазью и обернул голову полотенцем, чтобы не испачкать подушку. Концы полотенца я связал на затылке. Вид у меня был, наверное, очень смешной, так как Джоан долго смеялась, прежде чем закрыла за собой дверь в свою комнату.

24 ноября Шерли вернула мне золотой крестик.

– Для чего он тебе понадобился?

– Это мой секрет. Пожалуйста, не спрашивай. И пусть крестик продолжает приносить тебе счастье.

– Я все делаю ради тебя. А ты меня обманываешь. И лжешь мне… – Я оборвал сам себя, ибо именно этого ни при каких обстоятельствах не хотел говорить. И вот все же вырвалось.

Нервы. Это все нервы. С каждым днем мне становилось все хуже.

– Шерли, я… я… я не то хотел сказать. Но ты же должна меня понять. Ведь этого же никогда не было между нами. И не должно быть!

– Чего?

– Мы ссоримся… не доверяем… удаляемся друг от друга! Мы… Ведь у нас с тобой больше никого нет! Мы любим друг друга! И все у нас так, как раньше!

– Нет, – сразу посерьезнела она.

– Что значит «нет»? – Разговор происходил в моей уборной, во время обеденного перерыва. – Ты меня больше не любишь?

– Не то, Питер, не то! Я тебя люблю по-прежнему. Но не все у нас так, как раньше.

– Что это значит?

– Не могу сказать.

И тут я опять потерял власть над собой и заорал:

– Потому что ты меня обманываешь! Ты мне лжешь!

– Я говорю правду!

– Поклянись! Своим Богом!