Йоханнес Зиммель - Горькую чашу – до дна!

– Ну, теперь ты наконец успокоилась?

– С чего бы мне беспокоиться?

– Послушай…

– Осторожно! Пешеход!

Я резко крутанул руль влево. Машину повело по скользкому асфальту, и мы пролетели мимо рабочего, едва успевшего отскочить и теперь посылавшего мне вслед проклятья.

– Если не можешь ехать медленнее, разреши мне выйти.

Я сжал зубы и наполовину отпустил педаль газа. До станции метро «Эппендорфер-Баум» я молчал. Потом все же нарушил молчание – слишком важно было все это. – Значит, ты мне не веришь?

– Почему я должна тебе не верить?

– Не повторяй как попка мои слова!

– А ты не кричи на меня! Я тебе ничего не сделала!

– У любого актера есть поклонницы!

– Кто спорит? Что ему, бедняге, делать, если такая вот трехнутая преследует его по пятам!

– Не говори со мной так, ладно?

– Я говорю с тобой так, как ты со мной.

Спокойно. Спокойно. Нужно взять себя в руки. Моя легенда шита белыми нитками, но вполне правдоподобна. И мне придется ее держаться. Я люблю Шерли. В ее состоянии ей ни к чему знать правду. С правдой мне придется справляться самому.

– Шерли, какая муха тебя укусила? Я тебя люблю! – И она меня любит. И вполне естественно, что она себя так ведет. На ее месте я бы вел себя точно так же. – Ты что, вообразила, что я изменяю тебе с этой дамой?

– Прошу тебя, умоляю, оставим, наконец, эту тему!

– Я хочу, чтобы ты мне верила!

– А я и верю. Эта дама – твоя поклонница. Фанатичка. Довольно взрослая для этой роли. Она увидела, что ты в обществе двух дам, и была настолько тактична, что не поздоровалась с тобой и не подошла к тебе, чтобы не шокировать нас.

– Правильно! Эти кинофанатики – сплошь бедные, одинокие люди…

– Но сколько в них такта! Поэтому она помахала тебе только тогда, когда ты был один…

– Вот именно!

– …и ты, поскольку ты тоже тактичен и тоже не хотел нас шокировать, помахал ей рукой только тогда, когда вы были одни. Хотя ты и понятия не имел, кто эта дама.

Это было логично.

– И мы имеем еще один случай убедиться, какой ты добрый. Такой приветливый и простодушный. Настоящий душа-человек. Мне это совершенно ясно. Так почему я должна тебе не верить?

Логично. Логично мыслящая женщина. Ревнивая и логично мыслящая.

Она не поверила ни одному моему слову. Я тоже не поверил бы. Что же теперь будет?

Я резко повернул руль влево. Машина вильнула и юзом съехала с шоссе на Майен на полевую дорогу к Эппендорфским болотам, над которыми, как всегда, кружились вороны.

– Куда ты едешь? – В голосе Шерли вдруг зазвучал страх.

– Там, впереди, нас ждет врач. – Здесь, за городом, все было бело, кругом поблескивала иглистая изморозь: на ивовых пнях, на гниющей стерне, на почерневшем стоге сена.

Все казалось новеньким и опрятным, а на самом деле было гнилым и грязным под тончайшим серебристым слоем, покрывающим все.

– Где он ждет?

– Я же сказал – там, впереди. За сараем.

Но пока я произносил эти слова, меня самого охватил страх. Почему Шауберг не вышел мне навстречу, как делал всегда, заслышав шум мотора моей машины?

Но вот…

Вот из-за сарая появилась какая-то фигура – медленно, словно снятая скоростной съемкой. Остановилась. И скользнула обратно. Я затормозил так резко, что Шерли ударилась головой о лобовое стекло. Но я успел увидеть достаточно. Из-за сарая вышел не мужчина, а молодая женщина, и я ее знал.

Рванув на себя рукоятку ручного тормоза, я выключил мотор и распахнул дверцу.

Шерли схватила меня за плечо.

– Пусти!

– Куда ты?

– Пусти, тебе говорят!

– Но…

– Сиди здесь и не двигайся!

Я выскочил из машины. Дверца захлопнулась. Я тут же поскользнулся на льду, растянулся во весь рост на замерзших комьях вспаханной земли и, разодрав до крови руку, поднялся. Гололед, сплошной гололед. Теперь я уже двигался осторожнее. Но, сделав несколько шагов, вновь припустил бегом, спотыкаясь и оскользаясь. Наконец добрался до стога. Обогнул его. И увидел заплаканную и растерянную белокурую Кэте, девицу на амплуа подростка из заведения мадам Мизере.

– Слава Богу, что вы приехали! Я уже умирала от страха! – Ее ужасающий диалект был, так сказать, украшением, венчающим этот новый кошмар.

– Как ты сюда попала?

– На такси… Я его отпустила… – Подружка Шауберга дрожала от волнения, но и от холода тоже. На ней была только замшевая куртка, туфли на шпильках и дешевенький пуловер, под которым судорожно вздымалась и опускалась ее грудь. В нормальной одежде она казалась невыносимо вульгарной. Ее глупенькое, смазливое личико было серым. Губы дрожали. – Я уж подумала, что жду не там, где надо, что тут есть и другой стог… Или и с вами что-нибудь стряслось…