Владимир Козлов: СССР: Дневник пацана с окраины

Я положил фотобумагу в рамку под увеличителем, отодвинул красное стекло, отсчитал три секунды, задвинул стекло обратно и опустил фотобумагу в проявитель. Начало проявляться изображение – я и мама на фоне одесского оперного театра.

Я отрывал фотографии от блестящих пластин глянцевателя и давал Наташе. Она рассматривала их и клала на стол.

– Завидую вам, – сказала она. – Море… Не то что этот дурацкий лагерь труда и отдыха. Месяц копаться в земле, полоть свеклу. Ф-е-е…

– Может, на будущий год поедем все вместе…

– На будущий год мне надо поступать…

– Ну, потом, когда поступишь. В августе…

– Если поступлю.

– Поступишь, куда ты денешься? В «машинке» на некоторых факультеты недоборы…

– Откуда ты знаешь?

– Дядя Жора раз говорил…

– А он откуда знает? Он что, там работает?

– Вроде друг его работает…

– Насколько я знаю, никаких недоборов там нет. Все хотят высшее образование. Хоть это ничего и не дает. Учитель или инженер получает меньше, чем любой рабочий.

– А почему так?

– Не знаю. Может, потому что у нас – диктатура пролетариата.

Я, Наташа и папа вышли из «Культтоваров» рядом с «Родиной». Я нес картонную коробку с магнитофоном «Беларусь-301». На «Родине» висела афиша фильма «Танцор диско». Он шел уже третью неделю.

Папа спросил:

– Ну что, довольна?

Наташа кивнула.

– Смотри мне, чтоб десятый класс закончила на «пятерки».

– Постараюсь. Не все от меня зависит.

– А от кого еще?

– От учителей.

– Не надо мне только зубы заговаривать, ладно? Если знаешь урок, ни один учитель не сможет придраться…

– Ага, не сможет, – сказал я. – Некоторые знаешь, как любят засаживать?

– А тебя пока вообще не спрашивали… Так, ну, вы – домой, а мне еще надо сходить по одному делу…

– Хорошо, – сказала Наташа.

Папа повернул к Пионерской. Мы прошли мимо похоронного бюро и Дома быта, вышли на Первомайскую.

Я спросил:

– Что ты будешь записывать?

– Сначала – Адриано Челентано и группу «Рикки э повери». У Ленки есть пластинки…

– А кассеты где возьмешь?

– Куплю.

– Кассеты – дефицит.

– Не такой уж и большой. Помнишь, зимой даже в «стеклянном» продавались… «Тэдэка» по восемь рублей…

– То было зимой…

– Ну и что? Может, еще где-то будут. В крайнем случае папу попрошу, чтобы привез из командировки.

Я открыл калитку бабушкиного двора, вывел велосипед. Его купили мне три года назад – зеленый «взрослик» минского завода. Смотрелся он еще как новый. Вместо переднего катафота я поставил пластмассового солдата-снайпера. Кроме того, у меня было по четыре желтых катафота на спицах каждого колеса и еще один катафот – на заднем брызговике. Брызговик я вырезал сам из куска резины – нашел его у забора автобазы.

Сашка, внук бабушкиной соседки, мыл у колонки свою старую «раскладушку». Он посмотрел на мой велик.

– Ну, хули ты красуешься? – сказал он. – Все равно у тебя катафоты снимут.

Сашка был младше меня на год – перешел в пятый класс в двадцать восьмой школе. Классе в первом или во втором у меня был «Орленок», а у Сашки уже его «раскладушка», и мы соревновались, кто быстрее. Колеса у «Орленка» были больше, и я всегда обгонял его, но Сашка мухлевал: проедет на три метра дальше, чем договорились, и кричит, что победил. Один раз я за это его отлупил. Сашка заложил своей бабушке, она прибежала к моей и долго кричала. Бабушка меня отругала, а я перестал соревноваться с Сашкой и вообще с ним говорить. В начале этого лета к нему пришли друзья – пацаны из двадцать восьмой, из шестого или седьмого класса. Они стояли у колонки и смотрели, как я накачиваю колеса. Когда я ехал мимо, один швырнул мне палку в спицы. Не попал.

Улица кончилась. Дорога справа вела к ремзаводу и переезду. Я повернул налево, разогнался, въехал на насыпь. Рядом с путями шла тропинка. На другой стороне путей лежали на покрывалах две тетки. Вокруг них бегали дети.

Я съехал с насыпи, долго катился вперед, не крутя педали, повернул налево в березняк. Раньше, когда еще ходил в детский сад, мы с папой приезжали сюда на его старом велике, я сидел на багажнике или на раме. У домов за станцией Буйничи папа говорил мне покараулить велик, а сам куда-то уходил. Его не было минут сорок или час, потом он приходил, и мы ехали в деревню Голынец – попить воды из колодца. Вода была холодная и вкусная.

Я выехал на дорогу к нефтебазе. На поле шевелились от ветра желтые колосья. К переезду подъезжал товарный состав: много одинаковых коричневых вагонов и цистерны – желтые и черные.