Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун

Семик тоже невесел, потух он как-то в эти дни:

– Да ну, надоели… Сколько лет вместе? И тут такое… Ладно, давай за Вонялкина… Земля ему пухом…

– Хотя, между нами, говно был человек.

– Точно, Тема… Гнилой был…

– Ну тогда не будем за него пить, а просто отольем…

– За него? А че, остроумно.

– За него. Отлить-то не жалко.

Из туалета – в бассейн. Чистые звуки: плюх… плюх…

Потом привычный женский смех:

– Мальчики! Девочки прибыли…

И только Петру Иванычу некогда грустить. Жизнь Зубка по-прежнему полна забот-хлопот.

Жигуленок въезжает в богатые ворота. Петр Иваныч выходит из машины с потертым портфельчиком, направляется в дом.

В холле на старичка набрасывается юродивый Малайка в тюбетейке. Приплясывает вокруг, сокровенно заглядывает в глаза, чего-то бормоча, всхлипывая:

– За Тамарочку плачу… За Тамарочку… Как-кап слезки…

Снимает тюбетейку, чтобы денег дали.

– Тамарочку убрали, теперь и Сергеича туда же… И правильно. Тамарочка заждалась… Сказала, иди, Малайка, денег мне немножко принеси, чем потчевать буду Сергеича, когда придет?

– Тише ты, чумной! – Зубок сует купюру. – Чего трындишь не ко времени!

Малайка затихает и отходит к большому аквариуму.

Хвастается:

– Здравствуйте, рыбки! Вот у Малайки денежка!

В личном кабинете на втором этаже выходит такой разговор у Темика с Зубком.

– Ты, Иваныч, сам подумай. Если я Семика не закажу, значит он закажет меня. Нашла коса на камень – тоже ведь жениться хочет.

Зубок не одобряет замыслов Семика:

– Красавчик выискался. А я скажу так – не вырос он женилкой. Ну что ж, будет сделано.

Старик сгребает деньги, вздыхает и бурчит:

– Все деньги, деньги, Тимоня… А счастье где?

– Вот Семика отправим туда – и будет нам счастье.

Смеется:

– Один я у Мариночки жених останусь. Попируем на моей свадьбе, костюм готовь, Петр Иванович… Цацки свои берлинские надраивай – за Победу тоже выпьем!

Зубок задумчиво опрокидывает стопку.

– Нет, земное это все… Да и не люблю я коллективное счастье. Люблю я волчье счастье. Ты знаешь, сколько я людишек положил всяко разно за всю свою жизнь?

Темик полон почтения:

– Догадываюсь, Петр Иванович.

– 22 человека только в мирное время. Мемуары пора писать. Семик двадцать третьим будет. И знаешь, есть в этом что-то такое, есть…

Он тихонько начинает проваливаться в дрему.

– Умный я. Достоевского я много читал, Бердяева, Соловьева…

– По науке, значит, все?

Зубок бормочет:

– А как же. По науке… Человек ведь темное существо… Тебе и не понять…

Он в полусне вытаскивает нижнюю челюсть, и пошарив рукой (где стакан?), кладет рядом.

– Я ж мелкий бес… Люблю я это дело, бесовать-то… чик-чик…

– Страшный ты Петр Иванович, ну страшный человек.

– А то… – бормочет сам себе Зубок. – Я ж судеб властитель… А вы думаете, что? – Сонно жестикулирует. – Живет себе хрыч невзрачный… таракашка бессловесный… Общак наш просто держит… А нет!

Ну вот и захрапел, а язык все равно шевелится:

– Жил человечек Семик – и нет Семочки. Жил Тимоня – и нет Тимони. А все почему?

Темик напрягся от нехорошего предчувствия.

– А потому что Петр Иваныч помог… Бескорыстно помог, ему-то уже ничего не надо. Это и есть счастье мое: властителем быть…

Темик бормочет, выпивая:

– Бля, старый не в своем уме… К психиатру бы его…

Зубок наконец вовсе провалился в сон.

– И все думаю: где двадцать четвертый трупик взять… А там и двадцать пятый – юбилей!

Во сне он снимает вторую челюсть – кладет рядом с первой. Кое-где проглядывают остатки хамсы в зубах, крошки творога. Темик смотрит на челюсти, потрясенный откровениями старика.

Внезапно старик открывает глаза, словно и не кемарил. Молча вооружает рот челюстями, поднимается, идет на выход, оборачивается и грозит пальчиком, при том хихикая:

– Страшный я, говоришь, Тимоня?

Темик тоже неопределенно грозит, кисло включаясь в игру:

– Ух, страшный, Петр Иваныч… Бля, чисто шахид…

– Ну и я про то… Чисто шахид… Чисто киборг, а?

Кстати, перед тем как случилось исчезновение Семика, я как старательный подмастерье почтительно спросил у Трегубовой:

– Что будет означать исчезновение Семика с лица земли? Во что может реинкарнироваться сей господин?

Случилось это в час заката в небесных долинах. Мы плыли с ней, оглядывая узористые холмы, а с весла, лежащего поперек, устало капала золотая вода в розовую гладь нижних небес, минуя облака-гроты…