Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун

Вика задумчиво, как бы невзначай, роняет:

– Значит, ты меня тоже хочешь так…

– Это нельзя. Ты сама сказала.

– «Нельзя» – еще не обозначает нельзя.

– Тогда – можно?

Он воодушевлен – и сразу тупеет от счастья:

– Скотч на рот, скотч на глаза…

– Однако… Однако… – произносит Вика.

И снова пальцы Вики с ненавистью впиваются в чуб Чепеля!

– Я не такая шваль, как она, чтобы меня брать сзади, поймешь ты когда-нибудь или нет? Я не дрянь! Я никогда себе такого не позволю, никогда!

Любит Петр Иванович Зубок маленькие неприметные кафе, любит. Это его большой стиль, так сказать. И столы любит скромные, сталинско-лагерное воспитание. Чтоб минералочка стояла – и ничего больше, здоровый образ жизни.

Темик объясняет причину, почему потревожил старика:

– Получается именно так… Григорий не так нас хочет построить. Уже намек дал.

– Что за намек?

– Да было дело в баньке, стыдно рассказывать. Такое не прощается… Запидарасить нас хотел Амфитамин.

– Вот оно как! – оживляется Петр Иванович.

– Что ты там про любимцев богов частенько говорил, напомни-ка…

– Уходят молодыми?

– Уходят не женившись, так правильно будет. Получишь хороший кусок, не обижу. Потом свалишь куда-нибудь в Австрию. А если женюсь на Мариночке – до конца жизни никто тебя не тронет.

Зубок кивает:

– Ладно, располовиним…

Делает глоток воды и потирает руки.

– Ух, кураж опять нашел… Страшный я человек, если разобраться, страшный. Если сказал располовиню – значит, полтрупа и будет. Ни больше, ни меньше.

Так могут говорить только профи высокого класса. Знает себе цену старик, не вякнешь против.

Он легко вскидывается и протягивает руку для прощания. Она холодная как лед, жил-то совсем не видно, такая беломраморная вся, мертвяцкая.

Темик, поежившись вслед старику, думает:

«Пора и тебя убирать, Иваныч, чует сердце, пора. Слишком много чего ты знаешь, страшный человек».

Между тем, все исполнил Зубок точь-в-точь…

Господин Вонялкин в ночь перед прощанием с Амфитамином прихворнул чего-то, так что друзья сидели до утра втроем.

Вернее, сидели вдвоем – Темик и Семик. Амфитамин, понятно, лежал. Ну, положено покойнику лежать, все дела.

Набрались друзья, конечно, изрядно – горе-то великое.

…Семик смахивает слезу, вглядываясь в лицо покойного:

– Катанул, значит, Григорий.

– Да, все под Богом ходим…

Семик поежился:

– Ну да. А у Бога в руках – калашник.

– Не попал в Кремль Григорий… Все-таки гнида он был, чего говорить…

– Так может правильно его… располовинили?

Поднимают стаканы.

– Ну, ладно, давай…

– Может и правильно. А ты как думаешь?

– Выходит правильно… – отмахивается Семик. – Какая-то муха летает! Что у него за дом такой!

– Точно, не дом, а козлятник! Одной ногой в Кремле – а мухи по дому летают.

Они пытаются поймать муху, не получается.

– Ну, это они на навоз слетаются, – догадался Темик. – Против закона природы не попрешь.

Семик снова поежился:

– Не пойму, как он без задницы тут лежит…

Темик держится веселее, хихикнул:

– Да уж. Задницу покойного искали на телеграфных проводах. Вместе с ногами. Мож заметочку такую дать в газету? В журнал этот… как его…

– «Форбс». Не, лучше про то как сэкономили ботинки и трусы на похоронах…Зато рожа цела осталась.

Темик вглядывается в лицо покойного.

– Да, подонок был еще тот. Четыре раза грохали – и вот свершилось. Ну, Сема, теперь мне придется продолжить начатое дело.

– Какое дело?

– Предложение было мне, Сема от Мариночки от Сергеевны. Как раз за две недели до того.

Семик поражен:

– Да ты че, Тема?! А почему не мне?

– Любовь такая штука – сердцу не прикажешь. Спросила: вы меня Артем Федорович, надеюсь, не оставите без мужского внимания, если чего?

– Теперь ты кремлевский житель, значит?

Темик отмахивается:

– Мух-то налетело!

– Примета такая – значит, говно был человек при жизни. Мухи, они все чуют, вот и летят…

Вдруг поменял тон:

– Слышь, Тема, а ты как Сергеевну будешь того… ну, типа эротика… Она – молодая… Ей же требуется…

– И чего?

– Мне Буренкова говорила… И эта говорила, как ее… Элеонора… И девки с Таганки говорили… Особенно эта, косенькая…

– Чего говорили?

Семик показывает пальцем вниз:

– Ну, что это…

– Да ладно, не тот базар ты слушаешь! – Разлил. – Давай лучше за Григория…

Выпили мирно, но Семик опять тупо гнет свою линию, не угомонится никак: