Илья Бояшов - Армада

Дела пошли вовсе кисло, когда Конвент, уже нисколько не опасаясь Маньки-комиссарши, обвинил мичмана в неумении организовать элементарную службу. Критиканы, на сторону которых перешел Комиссар иностранных дел, моментально удостоились звания «политических иуд». Командору еще удалось наскрести кое-каких сторонников и арестовать предателей, но бессонница и расшатанные нервы крепко шарахнули по его здоровью. Теперь он в одиночестве бродил по мостику, пристально вглядываясь в виднеющиеся огни Армады и пугая своим видом вестовых. Кроме всего прочего, мичмана взялся преследовать призрак того самого, давно позабытого командировочного лейтенантишки с «Юда». Убиенный постоянно попадался ему навстречу во время ночных прогулок. Кончилось тем, что Командор заперся в рубке несчастного корабля, но лейтенант упрямо продолжал являться и там, таращась пустыми глазницами и безмолвно ухмыляясь. К фантому вскоре присоединилась не менее призрачная компания недавно скинутых за борт летунов. Высвечивались из всех углов еще какие-то мерзкие рожи, умоляя вспомнить и о них. А время безнадежно утекало! Запертые в носовом корабельном карцере заговорщики строили новые козни и потихоньку подпиливали замки. Караул беспробудно пил. Авианосец разваливался, словно сырой пирог. Толпы санкюлотов совершенно распоясались и по-прежнему время от времени вешали кондукторов. Оставшиеся в живых механики и инженеры отказывались выходить на вахты. Какие-то подлецы отключили электричество, и теперь лишь зарево разжигаемых прямо на палубе костров, в которые кидали обломки мебели, освещало темный, донельзя замусоренный корабль.

История завершилась быстро – с треском лопнуло стекло рубочного иллюминатора и к ногам измотанного видениями Командора шмякнулось нечто. Это нечто при ближайшем рассмотрении оказалось обезьяньей оскаленной головой. Перед тем как обезглавить комиссаршу, в пасть ей запихали ее знаменитый револьвер. Следом в рубку ворвались бывшие товарищи, имея в руках молотки, железные прутья и грифели. Закутавшись, словно в тогу, в тяжелую гардину, обезумевший мичман ждал своих освободителей. Голова верной Маньки с револьвером в зубах скалилась возле его ног.

Пока предводителя с усердием превращали в решето, обесточенный, разломанный авианосец обреченно качался в серой мгле очередного утра. Наконец собравшимся шаромыжникам объявили об окончании революционной эпохи. Тут же, с наступлением дня, заговорщики созвали личный состав на последний митинг. Изо всех щелей вперемежку со своими бесхвостыми подружками поползли заросшие щетиной, утратившие человеческий облик тени в бушлатах. Один лишь вопрос встал на повестке – немедленное покаяние и присоединение к установленному порядку вещей. И сигналы оповестили пространство о полной и безоговорочной капитуляции!

Нет, кар и расправ не последовало. Гильотины демонстративно разобрали, к тайному неудовольствию Первого флаг-капитана. Правда, бросились искать главного возмутителя, но библиотека как в воду канула – даже самые тщательные поиски и выстукивания по перегородкам ничего не дали. Там, где, по утверждению свидетелей, должны были находиться заветная дверца, а за нею алфавитные «кольца» с миллионами томов, рукописей и фолиантов, следователи наткнулись на коффердамы, доверху заполненные всякой дрянью, от которой пришлось зажимать носы.

Тем временем блаженный вновь дал знать о себе! Адмирал распорядился немедленно доставить провидца.

Дурачок, как водится, сам взобрался на мостик, сопровождаемый запыхавшейся охраной. На этот раз, подбежав к Самому, юродивый ловко выхватил из адмиральских ножен инкрустированную слоновой костью и бриллиантами дамасскую саблю. Не успели все охнуть и схватиться за кортики и навахи, как сабля описала над башнями сверкающую дугу.

Дешифровальщики приготовились поднапрячь извилины. Тотчас посыпались разнообразные предложения, но Главный механик прекратил диспут радостным восклицанием:

– Ваша Божественность! Я, кажется, знаю разгадку шарады!

Дождавшись благосклонного кивка, Механик прошептал на ухо Божественному ответ, Адмирала полностью удовлетворивший.

Под бодрую медь оркестров с кораблей тотчас посыпались боеприпасы. Булькали затапливаемые атомные торпеды, с шумным плеском падали объемные бомбы, а следом целыми грудами уходили на глубину взрыватели. Тяжело хлюпались о волны снаряды главного калибра, шлепались ракеты и разная артиллерийская дребедень. Океан благосклонно проглатывал гранаты, ракетницы, запалы, брикеты динамита, бесформенные комья пластида и бочки с порохом – между тем беспрерывно подносились и вываливались новые тонны. Выполняя монаршую волю, матросы в течение двадцати четырех часов вынесли, выкатили и выбросили все базуки, переносные ЗРК, десантные пушечки, крупнокалиберные патроны к зениткам, карбид и дымовые шашки. Ящик летел за ящиком, снаряд за снарядом, пулеметная лента за пулеметной лентой. Планы перевыполнялись – несмотря на приказ оставить в покое камбузы, на «Отвратительном» за борт полетели даже кухонные ножи. С легким сердцем командир ударного эсминца первым отъехал рапортовать Самому о досрочном выполнении государственной задачи. Следом поспешили и остальные! Матросы тысячами падали от усталости, но головная боль Его Божественности была снята раз и навсегда. В никуда ушло сто пятьдесят тысяч двести восемьдесят семь тридцатичетырехдюймовых снарядов, пять тысяч триста тридцать три атомные бомбы, без малого шестьсот тысяч ракет и торпед, бесчисленное количество патронных ящиков и прочей мелочи. Навахи и резиновые дубинки – единственное, чем решено было утешить морпехов!