Генрих Бёлль - И не сказал ни единого слова...

— Да, — сказала я, — плохо твое дело.

— Может, мы теперь пойдем? — спросил он.

— Нет, — сказала я, — останемся еще немного. Тебе холодно?

— Нет, — ответил он, — но я хочу пойти с тобой в гостиницу.

— Сейчас, — сказала я. — Ты еще должен мне кое-что рассказать. А может, ты не хочешь?

— Спрашивай, пожалуйста, — проговорил он.

Я положила голову ему на грудь, помолчала, и мы оба прислушались к звукам оркестриона, к визгам любителей карусели и хриплым отрывистым выкрикам зазывал из балаганов.

— Фред, — сказала я, — а как ты, собственно говоря, питаешься? Открой-ка рот. — Я повернула голову, и он открыл рот; я увидела его красные, воспаленные десны, дотронулась до его зубов и заметила, что они шатаются. — Пиорея, — определила я. — Не позже чем через год придется заказать себе вставную челюсть.

— Ты так думаешь? — спросил он испуганно и, погладив меня по волосам, добавил: — Мы забыли о детях.

Мы опять помолчали, прислушиваясь к шуму, который доносился снаружи, и я сказала:

— Оставь их, за них я не беспокоюсь, хотя только что беспокоилась, пусть они спокойно гуляют с этими молодыми людьми. С детьми ничего не случится, Фред, — сказала я тише и поудобней положила голову к нему на грудь. — А где ты, собственно говоря, живешь?

— У Блоков, — сказал он. — На Эшерштрассе.

— У Блоков, — повторила я. — Я их не знаю.

— Ты не знаешь Блоков? — спросил он. — Блоки жили в доме отца, внизу, они имели писчебумажный магазин.

— Ах, эти! — сказала я. — У него еще были такие смешные светлые кудри, и он не курил. Ты живешь у них?

— Да, вот уже месяц. Мы встретились в пивнушке, и, когда я напился, он взял меня с собой. С тех пор я живу у них.

— И всем хватает места?

Он молчал. Рядом с нами теперь открылся балаган; кто-то несколько раз подряд ударил в гонг, и хриплый голос прокричал через раструб усилителя: «Внимание, внимание, только для мужчин!»

— Фред, — сказала я, — ты не слышишь меня?

— Я все слышу. У Блоков места достаточно. У них тринадцать комнат.

— Тринадцать комнат?

— Да, — сказал он, — старик Блок служит сторожем в этом доме, который вот уже три месяца пустует; дом принадлежит какому-то англичанину, кажется, его фамилия Стриппер, он не то генерал, не то гангстер или то и другое вместе, а может быть, еще кто-нибудь — точно не знаю. Уже три месяца как он уехал, и Блоки сторожат дом. Они следят за газонами, трава даже зимой должна быть красивой и ухоженной; каждый день старик Блок обходит весь их громадный сад со специальными катками для дорожек или машинками для подрезания травы, и каждые три дня к ним завозят целую гору искусственных удобрений; должен тебе сказать, что это великолепный дом с множеством ванных комнат, их, кажется, четыре, и иногда мне разрешают принять ванну. Там есть даже библиотека, и в ней, представь себе, стоят книги, целая масса книг; и хоть я и не разбираюсь в культуре, но в книгах я разбираюсь, это хорошие книги, чудесные книги, и их очень много; там есть дамский салон, или как это еще называется, потом курительная комната, столовая, комната для собаки, наверху две спальни, одна гангстера, или как его там, другая — его жены, три комнаты для гостей. Конечно, в доме есть кухня, одна, две и…

— Перестань, Фред, — сказал я, — прошу тебя, перестань.

— Нет, — сказал он, — не перестану. Я никогда не рассказывал об этом доме, дорогая, потому что не хотел тебя мучить, не хотел, но лучше, если ты сейчас выслушаешь меня до конца. Я должен рассказать об этом доме, он мне снится, я напиваюсь, чтобы забыть о нем, но даже пьяный я не могу его забыть; сколько комнат я насчитал — восемь или девять, — не помню. Всего их тринадцать — ты бы только видела у них комнату для собаки. Она немного больше нашей, совсем немного, не хочу быть несправедливым, примерно на два метра, всего на два, надо быть справедливым, на свете нет ничего выше справедливости. На нашем скромном знамени мы напишем слово «справедливость». Хорошо, детка?

— О Фред, — сказала я, — и все-таки ты мучаешь меня.

— Я тебя мучаю? Ах, ты не хочешь меня понять. Я и не думаю мучить тебя, но мне надо рассказать об этом доме, действительно надо. Собачья будка похожа на пагоду, и она таких размеров, как буфеты в этих высокоцивилизованных домах. Кроме четырех ванных комнат, в доме еще несколько душевых кабинок, о которых я тебе еще не сказал, надо быть справедливым, я хочу упиться своей справедливостью. Нет, я никогда не буду считать душевую кабинку за полноценную комнату, это было бы нечестно, а слово «честность» мы напишем на нашем скромном знамени рядом со словом «справедливость». Но это еще не самое худшее, дорогая, — дом-то пустой! О, как красиво выглядят большие газоны позади этих просторных вилл, если на них резвится хотя бы один ребенок или хотя бы собака. Мы устроим для наших собак огромные газоны, дорогая. Но этот дом пустой, газонами никто не пользуется, если мне будет дозволено употребить в данном случае это низменное слово. Спальни — пустые. Комнаты для гостей — пустые: все комнаты внизу — пустые. Под самой крышей есть еще три комнаты, одна — для экономки, другая — для кухарки и третья — для слуги; добрейшая хозяйка дома уже жаловалась, что нет комнаты для горничной, так что горничной приходится спать в комнате для гостей. Нам, дорогая, это надо учесть, когда мы построим себе дом, над которым будет развеваться знамя честности и справедливости…