Евгений Клюев - Давайте напишем что-нибудь

Кунигундэ пыталась рассмотреть тех, кто сидел на сцене. Видно было плохо.

– Почему у нас такие скверные места? – шепотом спросила Кунигундэ Редингота.

– Такие выделили. – В голосе Редингота звучала незнакомая Кунигундэ покорность. – Карл Иванович выделил.

– Внутренний эмигрант? – со смехом спросила Кунигундэ: о Карле Ивановиче она знала по рассказам Редингота.

– Тш-ш-ш… – только и успел сказать Редингот, после чего к Кунигундэ тут же подошли два каких-то увальня и, встав по обеим сторонам кресла, представились:

– Увальни.

И добавили:

– Пройдемте.

Татьяна и Ольга заплакала – Редингот в испуге зажал ей рот ладонью.

– Это куда ж такое «пройдемте»-то, увальни? – иронично взглянула на увальней Кунигундэ. Они не ответили.

Кунигундэ растерянно поднялась и посмотрела на Редингота.

– Что происходит? – спросила она глазами.

Взгляд Редингота был спокойным и усталым. «Не сопротивляйтесь, – прочитала Кунигундэ в этом взгляде. – Просто следуйте за увальнями. Вам, скорее всего, сделают внушение и отпустят, только не дерзите им, как Вы любите. Они все мертвецы. Сюда уже не возвращайтесь: опасно. Встретимся в супермаркете “Упокой”, отдел “Колготки”, в половине шестого вечера».

Увальни мягко, но крепко взяли Кунигундэ под руки и начали выводить из зала. Она успела увидеть, как на трибуну бодрой походочкой поднялся упитанный старик в соболях. «Карл Иванович!» – догадалась Кунигундэ. Зал аплодировал новоприбывшему стоя. Кунигундэ обернулась к Рединготу. Тот тоже привстал.

В горнице, куда ввели Кунигундэ, не оказалось ни окон, ни дверей (она даже удивилась, как сюда вообще можно ввести!), но зато горница была полна людей. На стене висел портрет Карла Ивановича: внутренний эмигрант изображался в рост Гулливера и имел в одной руке ружье, в другой – державу. Кунигундэ усмехнулась в сердце своем. Ее усадили за стол и велели ждать. Она прождала с полчаса и уже начала не на шутку, как тот садовник, которому все цветы надоели, сердиться, когда прямо перед ней возник смертельно бледный человек в очках, в котором читатели, а также автор настоящего художественного произведения без труда могли бы узнать – и узнали – Нежданова. Кунигундэ же, понятное дело, Нежданова не узнала, потому что в той главе, где он ошивался, ее не было.

– Нежданов, – отрекомендовался вошедший.

– Скорее, Жданов, – зачем-то сострила Кунигундэ и усугубила: – Причем целых полчаса Жданов.

– Невесело как разговор начинается, – ответил Нежданов и бесцеремонно спросил: – Вы откуда такая?

– Из одной немецкой песни, – не солгала Кунигундэ. – А Вы откуда такой?

– Да я-то местный, – нехорошо улыбнулся тот, – из четвертой главы.

– Настоящего художественного произведения? – усомнилась Кунигундэ.

– А то какого? – еще хуже улыбнулся Нежданов.

– Странно… – сказала Кунигундэ, смерив собеседника взглядом и записав результаты измерений в маленький блокнот, всегда бывший при ней. – Я думала, тут такие не водятся.

– Тут всякие водятся, – уклончиво заметил Нежданов. – Даже такие осведомленные, как Вы.

– В чем же я, по-вашему, осведомлена? – продолжала наступать Кунигундэ (глупая Кунигундэ! – Авторская ремарка ).

– Ну, например, в том, что о Карле Ивановиче распускают слухи, будто он внутренний эмигрант. Вам это кто сказал? – Голос Нежданова звучал безразлично.

– Мне это… – начала было Кунигундэ, но, слава Богу, в том же духе не продолжила (ибо не совсем она простушка-то… – Авторская ремарка ), а вдруг посмотрела на Нежданова в упор и закончила: – …одна французская сволочь сказала. По имени Эдуард. Долгое время я считала его благородным. Но после того как он назвал Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, внутренним эмигрантом, я перестала считать Эдуарда благородным и порвала с ним отношения на мелкие кусочки.

Нежданов, и без того смертельно бледный и в очках, стал еще более смертельно бледным и еще более в очках.

– Похоже, Вы действительно не совсем простушка, как только что позволил себе выразиться автор настоящего художественного произведения и как вслед за ним позволю себе выразить я…

– Автор настоящего художественного произведения, – четко произнесла Кунигундэ, – может позволить себе все, что хочет – в отличие от Вас. Ибо он тут главная власть. Или Вы со мной не согласны? (Автор сердечно благодарит Кунигундэ за произнесенное.)

– Согласен, согласен! – заюлил Нежданов. – Только вот не надо так больше – ни насчет Карла Ивановича, ни насчет благородного Эдуарда… договорились? Иначе Вы сделаете мне больно!