– А я и… я не японка, – совсем смутилась Умная Эльза.
Воспитанная дама в сиреневом кимоно – в соответствии с древней японской традицией – сделала вид, что ничего не произошло, однако о ее подлинном отношении к высказыванию Умной Эльзы можно было судить по некоторым незаметным глазу европейца деталям: в частности по тому, с какой яростью она разодрала на себе кимоно… – и не только на себе, но и на Умной Эльзе, а также на двух соседках, которых специально для этой цели быстренько навестила.
Отлично понимая: даме в разодранном сиреневом кимоно было бы неприятно сознавать, что гостья оказалась невольной свидетельницей ее гнева, – Умная Эльза (словно бы действительно ничего не случилось!) вошла в дом, отыскала плоскую подушку, измазанную чем-то сладким, и – чтобы не садиться непосредственно на гадкую эту подушку – присела на корточки рядом с ней, вперив взгляд во внешнюю, повернутую к ней, сторону бумажной ширмы ручной работы. На ширме, как об этом свидетельствовала надпись, был изображен третий глаз. «Первый и второй глаз, – следовало из той же надписи, – при желании можно увидеть на внутренней стороне ширмы».
– Какая прелесть! – сказала Умная Эльза, стараясь поскорее забыть о третьем глазе, взгляд которого переворачивал в ней все ее естество.
– Это мой… наш младший написал, Кикимото, хотя бумагу вощила я, – конфузливо потупилась дама в разодранном сиреневом кимоно. – Для рисунка на ширме он воспользовался тонкой кистью из волосков с затылочно-височной части годовалого хорька, обитающего в юго-западной части провинции Ю, а также органическим красителем, добытым Кикимото во время сражения на острове Сикоку из собственной крови… У него голубая кровь, – с достоинством закончила она.
– А Кикимото помнит… Его? – осторожно, стараясь не разрушить тихой поэзии вяло текущего мгновения, спросила Умная Эльза.
– Забудешь Его, дожидайтесь! – оглушительно расхохоталась дама в разодранном сиреневом кимоно. – Наплодил сорок человек детей и пустил по миру! Я тут одна из кожи вон лезла, чтобы дать всем им приличное образование… Тридцать девять адвокатов и один художник – это Вам не шутки!
Тут дама в разодранном сиреневом кимоно опять захлопотала:
– Ой, что же Вы чай-то совсем не пьете! – И из специального чайника она осторожно капнула зеленого чаю в чашку, стоявшую перед Умной Эльзой, – только одну каплю. Изловчившись, Умная Эльза просунула язык в чашку – и кончиком языка ей, в конце концов, удалось коснуться капли. Напиток был ароматным и обжигающим.
С ожогом третьей степени Умную Эльзу доставили в ближайшую больницу. Ею оказалась Центральная Токийская. Дама в разодранном сиреневом кимоно любезно проследовала за Умной Эльзой в палату. Там она сразу же украсила стены множеством небольших букетов скромных полевых цветов, заботливо собранных ею по пути.
– Как мило, правда? – залюбовалась дама в разодранном сиреневом кимоно плодами своего титанического труда.
– Мило, – с трудом ворочая распухшим языком, промычала Умная Эльза.
– А я ведь тоже видела Его недавно… издалека, – продолжая прерванный врачами разговор, вернулась к ускользнувшей было теме дама в разодранном сиреневом кимоно. – Он такой же, как и прежде… Боги, они все одинаковые!
– Как Вас зовут? – изловчилась спросить Умная Эльза.
– Ы Е, – запоздало представилась дама в разодранном сиреневом кимоно. – На диалекте токусю буракумин мое имя означает « Тогда, когда мясистые сорняки целиком заполонили собой пространство старого сада, трудно ожидать, что на заросших клумбах вскоре поднимутся крепкие стебли цветов невиданной красы, ибо красота не есть нечто, возникающее само собою, – она представляет собой результат долгого и кропотливого труда многих и многих поколений заботливых рук и любящих сердец » .
– Красивое имя! – щедро оценила перевод Умная Эльза.
– Ему бы тоже понравилось, я уверена, – потупилась Ы Е. – Боги такое любят… – Она подпрыгнула до потолка и осторожно поправила один из букетов на гребне восточной стены палаты. – А знаете, почему я не подошла к Нему, когда Он приехал в последний раз, и я была всего в каких-нибудь двух шагах от Него? Я потому не подошла, что подумала: «Да на кой Он мне сдался!»
– Хорошая мысль… – Умная Эльза едва заметно вздохнула про себя.
– Почему Вы едва заметно вздохнули про себя? – тут же спросила наблюдательная Ы Е.
– Да так… – поспешила откликнуться Умная Эльза и, как бы извиняясь, заметила: – Язык очень болит, говорить немножко трудно.
Читать дальше