Алексей Колышевский - Секта-2

Черное масонство Йоркской ложи, часто называемое «Первозданным масонством» или «масонством Древнего Ремесла», делится на Королевство Главного Архитектора, Совет Королей и Избранных Мастеров и Штаб Рыцарей Храма.

После прохождения тридцати трех обрядов, оказавшись внутри какой-либо из Шотландских лож, масон столь высокой степени посвящения становится черным масоном, но на этом его движение вверх не прерывается. Пройдя еще три обряда и тем самым доведя степень своего посвящения до тридцать шестой, член Шотландской или Йоркской ложи вправе претендовать на последний, тридцать седьмой уровень. Столь высокую ступень не присваивает ни Шотландская, ни Йоркская ложи, они лишь дают рекомендацию в так называемый Древний Арабский Орден Аристократов Мистической Гробницы, или A.M.A.S.O.N (если перемешать первые латинские литеры этого названия). Оказавшемуся в этой святая святых во время прохождения тридцать седьмого обряда сообщается тайное слово: называется Имя, обладание которым является ключом к безграничным возможностям каббалистической черной магии, а также присваивается титул Стража Гробницы. Арабский Орден также является высшим советом черного масонства, и все наиболее важные решения принимаются только на нем либо в малом составе (если повод не столь серьезен), либо, если дело сверхважное, в присутствии всех ста тридцати семи Абсолютных Мастеров.

Вся эта чрезвычайно сложная и запутанная система организации необходима масонам для создания исключительного режима секретности вокруг своей деятельности. А деятельность их направлена лишь к одной высшей цели – Абсолютной Власти над профанами с целью их полного порабощения, и цель эта масонами по состоянию на сегодняшний день почти достигнута.

– А теперь представьте себе, друзья мои, что у нас с вами есть уникальная возможность враз покончить с этим злом, – в завершение своего рассказа добавил Игорь. – Теперь, когда вы так много знаете, я могу быть с вами абсолютно откровенен. Никто, кроме нас, не сможет доставить сюда Копье Судьбы. Выполнив возвращение души к плоти, в руках перелицованного человека, то есть в твоих руках, Рома, копье вновь обретет прежнюю небывалую силу, и с его помощью мы сможем наконец избавить человечество от многих пороков, бичующих род людской с момента его основания. Такой поступок всем нам зачтется в вечности. Всего-то и забот у нас с вами будет, что слетать в Бостон, а обратно в Россию вернуться морем, через Лондон. – Лемешев перевел дух. – Вы согласны?

Настя и Рома переглянулись, и Рома спросил:

– Когда визы оформлять? Мне, может, еще и не дадут, мало ли…

– Да какие там визы? – от всей души рассмеялся Лемешев. – Вот! – Он ткнул в какую-то лежащую на столе папку, на которую никто из молодых людей прежде не обратил внимания. – Вы же работаете с серьезными людьми, все давно оформлено. Так что пакуйте зубные щетки и нижнее белье, скоро выдвинемся. Вот только, – он с острым, железным прищуром поглядел на притихших Настю и Рому, – здесь надо будет одно дельце закончить и вас проверить в последний раз. Проверка в таком деле лишней не бывает, не кота в мешке покупаем.

Египет, Греция, Индия, Тибет

Между 13 и 33 годами I века нашей эры

В Александрию доплыли вполне благополучно к исходу пятого дня. Гребцы отдыхали, почти не касаясь весел, галера шла под одним только большим четырехугольным парусом, всю дорогу наполненным попутным ветром. Шимон про себя решил, что здесь, конечно же, дело не обошлось без чудес Шуки, но вслух высказываться о своих предположениях не стал, поостерегся. Он всегда был умен, этот Шимон, и никогда не следовал поговорке «что на уме, то и на языке», предпочитая больше слушать да меньше говорить, запоминая и делая из увиденного и услышанного свои выводы, которыми он, впрочем, также ни с кем не делился. Первоначальное независтливое любопытство, возникшее еще в самом начале знакомства с Йегошуа, со временем переросло в крепкую привязанность, а после той памятной рыбалки еще и дополнилось глубочайшим уважением. Более старший Шимон преклонялся перед мудростью своего «младшего брата» – так про себя называл он своего товарища – и не словами, а делом доказывал свое отношение. На этом фоне брюзгливый скепсис Фомы, который все подвергал сомнению, Шимона порядком утомил. Он не раз готовился было возразить Фоме, даже грубо его прервать и, более того, дать ему пару затрещин, но всякий раз характер выручал его, Шимон сдерживался, а Фома в ответ на свои неблагозвучные речи видел лишь рассеянные кивки, которые, впрочем, воспринимал как поддержку, а Шимона считал своим союзником.