Евгений Гришковец - Год жжизни

Очень хочется, чтобы спектакли в Алма-Ате прошли хорошо. Хочется найти своего зрителя. Хочется, чтобы эти два спектакля, эти четыре часа на сцене были прожиты с радостью, профессиональной и человеческой.

Вернусь домой только 25-го. Пропускаю четвёртый день рождения сына Саши. До 25-го будут только короткие путевые заметки, да и то, боюсь, нерегулярные. Но будут, обещаю.

Вчера вернулся из Алма-Аты, как же мне там понравилось…

Как-то однажды сказал, что для меня существует столько городов Москва, сколько людей мне её показывали. Сейчас у меня уже есть и моя собственная Москва, которую я могу кому-то показать. Ровно так же случилось и с Алма-Атой. Ничего я толком не увидел, времени не было. Но зато увидел её глазами очень хороших людей. И почувствовалась атмосфера города…

Организовали гастроли две барышни, Саша и Лена, которые не являются профессиональными организаторами гастролей. Так случилось, что эти две барышни из Алма-Аты были в Москве по делам, хотели пойти на мой спектакль и не попали, не было билетов. И тогда они решили организовать мои гастроли в своём городе, ничего не зная про то, как это делается. И пустились они в этот трудный и нервный путь, полгода трудились, и всё у них получилось: посмотрели, что хотели, да ещё порадовали многих людей. Гастроли были организованы безупречно — редкий и прекрасный случай.

А вчера они провожали нас в аэропорт и Саша сказала: «А завтра — тишина». А я так хорошо помню как когда я жил в Кемерово и ждал приезда каких-нибудь своих друзей, ждал подолгу, готовился, придумывал чем буду их радовать и занимать, они приезжали и случался праздник на несколько дней, и я показывал им свой родной город и вводил их в свою жизнь. А потом провожал их в аэропорт, весёлых, с подарками… и сам был весел. А потом ехал на автобусе из аэропорта в город, один, и чувствовал как на меня наваливается повседневность, повседневная жизнь в моём городе и сам мой город. И мне становилось так тоскливо и так непонятно как жить дальше… А потом повседневность затягивала и всё опять шло и шагало до какого-то следующего праздника.

Хорошо понимаю и знаю суть выражения лиц тех людей, которые провожают меня в аэропортах или на вокзалах. И когда я улетаю или уезжаю, очень не хочется перелистывать страницу. Но она перелистывается сама собой.

Хорошо прошли гастроли в Алма-Ате, с радостью поеду туда снова. Город понравился. И снежные вершины над городом…. А завтра в Тель-Авив. Cтраница перелистывается с тихим шелестом. И хочется сказать спасибо.

Решительно никакой возможности выходить в ЖЖ с сообщениями из Израиля не было. Трудные получились гастроли, суетливые. Прошло два прекрасных спектакля, которыми я доволен, — в Тель-Авиве, в театре Гешер. И два спектакля, которыми я недоволен, в городе Хайфа. Недоволен прежде всего собой.

Странное дело, был в Израиле совсем недолго, а разумеется, кажется, будто долго. Когда приезжаешь туда, где всё по-другому, к вечеру второго дня появляется ощущение, что ты там уже давно. На самом-то деле я пробыл в Израиле меньше недели, правда, за это время «Зенит» стал чемпионом, и хоккеисты тоже стали чемпионами. А в данный момент англичане играют в футбол в Москве. В Израиле люди так радовались успеху «Зенита» и хоккеистов, что мне с моей скромной радостью по этому поводу было даже неудобно. Сильно радовались, я так не смог.

За время моего отсутствия в стране вышла пара злобных и ехидных заметок про «Асфальт». Прочитал, даже расстроиться не смог. Странное дело, мне предъявляются какие-то социальные претензии. Как будто речь идет не о книге, не о литературном произведении, а о каком-то манифесте. Я газеты, в общем-то, и так не очень читаю, но когда читаю — всегда удивляюсь — почему журналисты, то есть люди, намного больше и чаще меня пишущие, так страдают окончаниями предложения на глагол. Точнее на сказуемое. В жизни так никто не говорит, но пишут так часто. И в ЖЖ страдают этим многие, странно. Короче, сложно мне пробиться сквозь гущу смыслов, которую пытаются до вас и до меня донести пишущие в газетах люди. Те, кто писал про «Асфальт», пробовали вкратце пересказать содержание. Ни у кого пока не получилось, хоть это хорошо. А в целом книга скорее проигнорирована литературными критиками, что меня не радует, не огорчает, а, пожалуй, удивляет.

В Израиле была забавная и, можно сказать, лирическая ситуация. Покупал себе футболку в магазине. Народу было мало. Парень-продавец оказался не выходцем из бывшего СССР. Он заговорил со мной по-английски, я ему ответил по-английски. Как многие в Израиле, он спросил, откуда я. Я сказал, что из России. Он изменился в лице и заговорил на иврите. Я ему ответил, что я его не понимаю. Тогда он весьма строго и нравоучительно заявил, что раз я приехал в Израиль, должен говорить на иврите. На что я ему сказал, что вряд ли он, вдвое более юный, чем я, человек, может мне делать такие замечания, к тому же я как прилетел, так через пару дней и улечу. Он очень удивился и переспросил меня, действительно ли я приехал только на несколько дней. Я сказал — да. Он спросил — в гости? Я сказал, что по работе… Он очень долго извинялся, было видно, что искренне. Я всё никак не мог выбрать себе майку, а он всё извинялся. А потом наивно и опять же искренне спросил, почему я не хочу остаться. Я ответил, что… просто я в живу России. «А что, вам в Израиле не нравится?» — широко распахнув глаза, спросил парень. Досказал, что если говорить несерьезно, то нравится, а если говорить серьезно, то это длинный разговор. Когда он меня провожал, а майку я все-таки купил — скорее для того, чтобы он успокоился, он совсем обезоруживающе задумчиво произнёс: «Знаете, я нигде не был, но мне кажется, что у нас, в Израиле, так хорошо, как нигде». На что я ему сказал: «Это очень хорошо. Только поменьше спрашивайте приезжих про Израиль. Если любите — не сомневайтесь».