Лора Белоиван - Маленькая хня

«Мало ли что» случилось почти сразу, как только возле причала на острове не осталось ни единого пассажира, кроме меня. Я сидела на леере, размышляя, как бы достать сигарету, когда обе руки держатся за перила, и смотрела в близкую воду. В воде плескались радуга, размокшие бычки, щепочки, инсулиновый шприц, хребет камбалы и пара целлофановых пакетов. Достать из кармана сигарету без помощи рук не получалось, поэтому я слезла с леера и увидела мужчину. Он смотрел прямо на меня, стоя буквально в двух шагах. Одет он был в джинсы, китайскую (хотя, может, и корейскую) кожаную куртку светло-рыжего цвета, а на голове его была красная бейсболка с синей надписью «USA Navy — forever». В руках он держал какую-то темную тряпку.

Я рассмотрела эти детали за какое-то оглушительно короткое, пахнущее карбидом мгновение, а потом набрала полные легкие отравленного воздуха и упала в обморок. А когда очнулась, упала во второй раз, так как прямо над собой увидела озабоченный портрет Пушкина работы Кипренского. Изысканно матерясь, портрет хлопал меня по щекам перчатками. Красная бейсболка была перевернута козырьком назад.

— Тетенька, извольте более не пугать меня, — сказал Пушкин, когда я окончательно пришла в себя. Он встал с коленок и отряхнул джинсы все теми же перчатками, принятыми мною за тряпку.

— Какая я вам тетенька, — сказала я, — я на 27 выгляжу. Ну, на 28.

— Ваш почтенный возраст, конечно, стал для меня предметом некоторого разочарования, — сказал Пушкин и подал мне руку, чтобы я поднялась с частично асфальтированной земли. — а Цербер, друг, блядь, pardon, человека — порядочная, между нами говоря, свинья! Хоть бы предупреждал... Фу, как пахнет.

Ага, таки правда пахнет.

— Цербер, значит? — промямлила я, — а я-то думала, немец он.

— Грек, — небрежно, но очень ловко цвыркнул сквозь зубы Пушкин, попав прямо в глаз висевшему на билетной кассе Сергею Чигракову, — пойдемте, тетенька, пора уже начинать. У нас с вами, увы, не так уж много времени.

Подойдя к самому краю причала, Пушкин перегнулся через леер и крикнул кому-то, сильно извернувшись вправо:

— Захарон Андреич! Свободен, брат! Встретили!

Я выгибаться не стала: зашла с другой стороны заколоченной будки и увидела почти анфас белый прогулочный катер, отваливающий от берега. Закатное солнце, стекающее по лобовому иллюминатору, великолепно маскировало таинственного драйвера. Карбидная вонь растворилась в слабеньком норде.

— Пойдемте, тетенька! — кивнул великий русский поэт.

— Меня, кстати, Лора зовут, — сказала я.

— Мне это как-то похуй, — сообщил Александр Сергеевич и ступил на воду. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за своим подопечным.

— Куда мы идем? — спросила я, топая по Босфору Восточному и стараясь, чтобы волны (пару баллов все-таки было) не перехлестывали выше шнурков на кроссовках.

— В кабак, — сказал поэт, — очень хочется осетрины. Ну, и цыгане чтобы были 1 1 Здесь было бы хорошо порассуждать об упомянутых предметах гастрономии. О значении цыган и осетрины в русской литературе. Об их достоинствах и, в конце концов, безбрежной символичности. Любой нормальный писатель именно так бы и поступил, мимоходом содрав, по примеру Мураками, рекламного баблища с пары-тройки ресторанов, но я этого не сделаю. Во-первых, потому что я не писатель, хоть и имею с ними дело. Во-вторых, потому что ни цыган, ни нормальной осетрины во Владивостоке нет. А раз нет, то и рассуждать о них не вижу никакого смысла. (— Прим. авт.) .

Мы с Пушкиным пересекли Босфор, Золотой Рог, привокзальную площадь и пожрали там, куда он указал пальцем — в кинотеатре «Океан» 2 2 Ресторана «Утка по-пекински» в кинотеатре «Океан» больше нет. Пушкин застал в городе В. период победы ресторанов над кинотеатрами, которые позже были восстановлены в прежнем статус-кво. (— Прим. авт.) . Большая вывеска с надписью «Утка по-пекински» на фасаде киношки манила поэта зеленым неоном, но тот факт, что собственно утки в тот день не подавали, расстроил Александра Сергеевича до невозможности. Официант, глядя на Пушкина прозрачными глазами, поведал, что на границе карантин, ветслужба тормознула китайскую дичь где-то в Гродеково, а из местной утки утка по-пекински не получается.

— Пшол вон тогда, — сказал Пушкин, — неси чего-нибудь.

— Значит, э-э, скоблянки из трепанга, гребешки с чем там у вас, свинину в сладком соусе, рис с овощами. Пока все, — вежливо заказала я и незаметно для Пушкина сунула официанту десять баксов.