Ладислав Фукс - Мыши Наталии Моосгабр

И потом в стене столовой снова раздался голос.

– Министр полиции Скарцола, – раздался голос в стене столовой, – с этой минуты временно берет всю власть в свои руки.

И потом последовало обращение:

– Во имя того, чтобы противостоять всякому злу и в эти радостные, но роковые мгновения сохранить спокойствие, я беру в свои руки всю полицейскую, военную и административную власть в стране до той минуты, пока на престол не взойдет по воле народа законная правительница, вдовствующая княгиня Августа тальская. Я отменяю чрезвычайное положение, введенное низвергнутым деспотом, и объявляю амнистию для всех политических заключенных здесь, в стране, и на нашем мертвом спутнике. Данное распоряжение немедленно вступает в силу.

Генерал граф Лео Скарцола, министр внутренних дел.

– Что ж, поставим на стол эти тарелки, – сказала госпожа Моосгабр во главе стола и так затрясла головой, что разноцветные перья на ее шляпе затрепетали, подвески на длинных проволоках закачались, бамбуковые шары под шеей зазвякали… и прежде чем старая экономка Каприкорна успела встать, госпожа Моосгабр встала сама, подошла к подсобным столикам и в белых перчатках стала подавать на стол тарелки. Поставила тарелку перед Обероном Фелсахом, поставила перед Мари Каприкорной, поставила перед студентами, поставила перед собой. На тарелках были ветчина и влашский салат.

– А теперь выпьем вина, – сказала госпожа Моосгабр во главе стола и коснулась рукой своих разноцветных бус, – сначала вина, потом самого лучшего лимонада под названием «Лимо…». А под конец – пирожки, – сказала госпожа Моосгабр во главе стола и всем улыбнулась, – я положила туда ваниль, изюм, миндаль и пекла их целый день…

Госпожа Моосгабр во главе стола стала медленно есть ветчину и салат и понемногу отпивать из полной рюмки вино. И Оберон Фелсах взял кусок ветчины и ложку салата, то же самое взяли студенты и экономка Мари Каприкорна…

– Я всегда хотела иметь киоск и продавать именно это, – сказала госпожа Моосгабр в длинных белых перчатках, продолжая есть ветчину и влашский салат, – я никогда в жизни не ела такого, разве что однажды на своей свадьбе, тому уже пятьдесят лет. Поженили нас в ратуше на площади Анны-Марии Блаженной, тогда там большого стеклянного вокзала еще не было, стояла только маленькая часовенка. Ехали мы подземкой отсюда, из Блауэнталя, туда и обратно, в поезде сидели, но все равно пришлось держаться за поручни – на поворотах в туннелях так и швыряло из стороны в сторону, – с тех пор подземкой я ни разу больше не ездила. А однажды должна была ехать на такси… Ну а свадьба была у нас за ратушей в трактире «У золотой кареты». Того трактира давно нет, теперь там современные многоэтажки. От трактира «У золотой кареты» и кирпичика не осталось.

– Жизнь течет быстро, – сказал Оберон Фелсах, встал и подошел к мисочкам на серванте, – несколько десятков лет по сравнению с вечностью ничего не значат. В одной жизни, – Оберон Фелсах насыпал из коробочки в мисочку угольков, полил их жидкостью и поджег, – в одной жизни несколько десятков лет – немыслимо долгое время, а для вечности – ничто. Боль и радость в одной жизни, – он насыпал на угольки ладану, – боль и радость в одной жизни расплываются и исчезают в вечности как этот дым, который возносится здесь облачками.

Он договорил это и снова подсел к столу, а госпожа Моосгабр медленно ела ветчину, салат, допивала вино и думала: «Он и вправду говорит как взрослый, как писатель». А потом Оберон Фелсах вдохнул сладкий небесный аромат, странно улыбнулся и сказал:

– Однако, госпожа Моосгабр, в Феттгольдинге никаких Моосгабров никогда не было, и вы никогда не были в Феттгольдинге. Собственно… – Оберон Фелсах странно улыбнулся и снова вдохнул аромат, разносившийся с мисочек по столовой, – в Феттгольдинге были Моосгабры, муж косил на поле рожь, ставил скирды, ладил колеса, жена хлопотала по хозяйству… но у них никогда не было детей. Сегодня это уже проверено по старым церковным записям. Никогда никто не возил вас в телеге из Феттгольдинга в Кошачий замок, когда вы ходили в Феттгольдинге в школу, потому что вы в школу никогда там не ходили. Правда лишь в том, что однажды, когда вам было лет двадцать пять, но это уже многие годы спустя после всего… вы наведались в Кошачий замок, но внутрь не вошли, даже если бы и могли, вы действительно ходили только по парку, и из окна за шторой за вами наблюдал какой-то камердинер или слуга, и потому вы быстро убежали. И еще другая правда: вы действительно за много лет до этого ходили в Черный лес, только не из Феттгольдинга, а с другой, более далекой стороны, и ходили не за хворостом. Однажды, лет в двадцать, когда вы были уже замужем, вы снова пошли в Черный лес. Вдруг с опушки леса на вас выскочил огромный, большущий зверь с густой гривой вокруг шеи – такая большая гривастая мышь. Вы ужасно испугались и бросились от нее. Поскольку она кинулась на вас с опушки, вам пришлось убегать от нее в глубь леса, все дальше и дальше, пока в одном месте она страшно не закричала на вас. Она закричала так страшно, что небо зазвенело, деревья задрожали, земля затряслась. Она крикнула: «Не верь в Бога, Бога нет, а лучше копай свою свеклу, свекла хотя бы прокормит тебя…» Это был не слуга и не приказчик, это была огромная гривастая мышь, а потом она как сквозь землю провалилась.