Борис Виан - У всех мертвых одинаковая кожа

Во мне гуляли беспокойные мысли, расплывчатые, как тени; и мир, конечно, сжалился надо мной, так как вечер закончился быстро и без осложнений – я оказался один на улице, сверкающей желтым светом, шагая рядом с тенью, которая крутилась, как секундная стрелка, каждый раз, когда я проходил мимо очередного фонаря.

Город копошился в темноте с характерным, никогда не смолкающим шумом. Я зашагал еще быстрее, подгоняемый странным нетерпением. Меня влекло к Шейле.

Я не пошел сразу же в спальню, а бесшумно проскользнул в ванную. Окно было открыто. Я разделся и встал под душ, но странное состояние, охватившее меня, не поддавалось холодной воде; это было посильнее любого опьянения. Я размышлял об этом, растирая холодную кожу банным полотенцем.

Я оставил одежду в ванной и прошел к Шейле. Она спала полностью раскрывшись; пижама не сдерживала ее прекрасную грудь, распущенные волосы прятали часть лица. Я вытянулся рядом с ней и обнял ее, чтобы поцеловать, как я это делал каждый вечер. Она проснулась и, не открывая глаз, сонно отвечала на мои поцелуи, потом отдалась в мои нетерпеливые руки, и я ее полностью раздел. Она продолжала лежать с упрямо закрытыми глазами, но я знал, что она тут же их откроет, как только я лягу на нее всем телом. Я гладил ее прохладные руки и округлые бедра. Она отвечала на мои ласки и шептала нежные глупые слова.

Я продолжал ее целовать и трогать теплое упругое тело. Прошло несколько минут. Она явно ждала, что я овладею ею, – я не двигался. Я ничего не мог сделать. Шейла еще не осознавала, а я только что понял, что оставался холодным к ее поцелуям, что ее плоть не будила мою, что все, что я делал, я делал машинально, по привычке. Я любил ее фигуру, любил упругость длинных ног и золотистый треугольник под животом, любил темные мясистые соски ее округлых грудей, но любил я их отвлеченно, как любят фотографию.

– Что с тобой, Дэн? – спросила она. Она говорила, не открывая глаз. Ее ладонь спустилась с моего плеча вниз по руке.

– Ничего, – сказал я. – Сегодня было много работы.

– У тебя ее каждый день много, – возразила она. – Сегодня ты меня не любишь? – Она прижалась ко мне еще сильнее, я почувствовал, как ее рука загуляла по моему телу. Я чуть-чуть отодвинулся.

– Я думаю совсем о другом, – сказал я. – У меня неприятности. Прости меня.

– Неприятности с Ником?

Ее голос не выдавал ни малейшего интереса к неприятностям, которые могли бы у меня быть. Она хорошо знала, чего ей хотелось, и чувствовала себя обделенной. А я ее очень хорошо понимал. Я старался думать о чем-то возбуждающем, я пытался представить себе тело Шейлы во время наших занятий любовью, ее полуоткрытый рот с ослепительно белыми зубами и тот слабый хрип, похожий на воркованье, который она издавала, мотая головой из стороны в сторону, в то время как ее ногти раздирали мне спину и бедра. Шейла ждала. Еще полностью не проснувшись, но уже догадываясь, что со мной происходит что-то неладное.

– Да, – сказал я, – неприятности с Ником. Он считает, что я ему слишком дорого стою.

– У него просто недостаточно клиентов, на которых можно заработать, – сказала Шейла.

– Я же не могу ему об этом сказать.

– Да, ты предпочитаешь заниматься клиентками, которых у него предостаточно и на которых он вообще ничего не зарабатывает.

Она отодвинулась от меня, а я не стал к ней придвигаться. Я чувствовал себя плохо; все это начинало меня беспокоить, я безнадежно рылся в воспоминаниях. Я вспоминал вечеринки у Ника, девчонок, которыми я пользовался в телефонных кабинах, брюнеток, блондинок, связь с которыми лишь прибавляла мне сил.

Совсем не утомляя, эти короткие перепихивания с женщинами, которые меня не любили, которые видели во мне только то, что я находил в них, – удобного и легкого на подъем партнера, – обычно вызывали во мне еще более жгучее желание обладать Шейлой, словно от чисто плотских утех я с еще большей силой стремился к женщине, которую любил.

На самом деле, ну чем не милейшей души человек, этот никовский bouncer! [1]Мое тело оставалось холодным и обмякшим, мои растерянные мышцы по-звериному перекатывались под кожей и судорожно теребили ее изнутри.

– Шейла… – прошептал я.

Она не ответила.

– Шейла, ты зря на меня сердишься.

– Ты пьян, отстань от меня.

– Я не пил, Шейла, я тебя уверяю.

– Уж лучше бы ты выпил.

Ее низкий и напряженный голос в любую секунду мог сорваться в слезную пропасть. Шейла, я ее так любил.

– Ничего страшного, – сказал я. – Я бы хотел, чтобы ты мне поверила. Может быть, я не должен из-за этого так убиваться…