Борис Раевский - В нашу пользу - рассказы

Целую неделю так тренировался. Обе руки покрылись багровыми и фиолетовыми точечками, будто блохи искусали. Булавки ему показалось мало. Вскоре бритвенное лезвие принес…

Рука болит, порезы нарывают, гноятся, но Колька не сдается. Два месяца так тренировался. И неизвестно, чем бы это кончилось. Но узнала мамаша, отругала и к доктору стащила. А тот сказал: еще бы немного, и — гангрена. Пришлось бы оттяпать руку.

Упрям был Колька. Всей душой поверил в Вадима и не сомневался: будет Вадим побеждать, будет!.

1Тренировочный бой.

Когда Шаргородский уходил из клуба, Колька старался подкараулить его на панели. Они шли рядом, чаще всего молча, и Колька был почти счастлив. А когда Шаргородский давал ему свой чемоданчик, обычный потертый фибровый чемоданчик, в котором лежали перчатки, туфли и все нужное для боя, Колька гордо нес этот видавший виды чемоданчик, и тогда счастье было уже где-то совсем-совсем рядом.

Они шли по широкой, шумной улице; прохожие, особенно женщины, оглядывались на Шаргородского — он был высок и красив, — а Вадим шагал молча, думая о чем-то своем.

Иногда он спрашивал Кольку о его школьных делах; Колька кратко докладывал (учился он не блестяще и не любил распространяться об отметках). Шаргородский слушал, потом говорил:

— Ничего! Не унывай, друг мой Колька! Все пройдет, как с белых яблонь дым…

Наверно, это было не очень-то педагогично. Обычно взрослые советовали Кольке приналечь на учебу, напоминали, что ученье — свет, неученье — тьма. Шаргородский никогда не говорил этого. Забирал у Кольки чемоданчик, садился в автобус и уезжал.

Полюбился Шаргородский Кольке. Очень. И не только потому, что боксер хороший, и читает стихи, и занимается какой-то информацией. Нет, Колька никому, даже матери, даже закадычному другу Женьке, не признался бы… Напоминал чем-то Шаргородский Кольке отца. Звали отца тоже Вадим. Может, отсюда все и началось? Кольку как в сердце толкнуло, когда он впервые услышал, как тренер сказал: «Ну, Вадим, пора на весы». Он даже в точности запомнил эту фразу: «Ну, Вадим, пора на весы». «Ну, Вадим, пора…»

А потом он подметил, что и глаза у Шаргородского похожи на отцовы, и между двумя передними зубами щелочка, точь-в-точь, как у отца. Или кажется?

И с тех пор прилип Колька к Шаргородскому намертво.

Сам Колька был невысок ростом и тщедушен. Иногда в раздевалке Шаргородский давал ему ненадолго свои тренировочные перчатки. Колька с помощью ребят торопливо зашнуровывал их. Друзья украдкой усмехались. Тонкие, как палочки, бледные Колькины руки теперь в огромных, похожих на пудовые гири, черных перчатках казались еще более бледными, еще более хилыми.

Может быть, именно потому Колька так самозабвенно любил наблюдать бокс? И даже не только бой, но все, что имело хоть какое-то отношение к рингу? Ведь сам-то Колька не мог и мечтать хоть когда-нибудь выйти в боевой форме на залитый светом четкий брезентовый четырехугольник ринга навстречу противнику. Выйти в торжественной тишине в присутствии сотен зрителей на смелый честный поединок, где только твое мужество и умение приносят победу.

…Шли месяцы. Колька по-прежнему неизменно «болел» за Шаргородского и по-прежнему ходил с красным распухшим носом.

Парнишка старался понять, почему проигрывает его любимец. Сил мало? Нет, мускулы у Шаргородского — как булыжники. Техника? Насчет техники Вадим даст фору многим. Опыт? Сто двенадцать боев провел Вадим. Так в чем же, в чем же причина неудач?

Колька знает: в прошлом, бывало, Вадим блестяще выигрывал. И у кого? У сильнейших средневесов страны! Значит, может?! Еще и как может!

А потом, говорят, словно что-то случилось с Вадимом. Будто сломалась в нем какая-то пружина. Поражение за поражением.

На тренировках Колька пристально, как дотошный, придирчивый тренер, следил за Шаргородским.

Вадим дрался легко и изящно. Может быть, слишком изящно? Бокс — это все-таки не танцы. А Вадим, казалось, больше всего любит на ринге танцевать, плести вокруг противника какую-то хитроумную сеть финтов, мнимых атак и ловких защит.

А может, напора маловато? Боевого натиска? …Началось первенство города. Волновались боксеры. Волновались и Колька с товарищами.

В тот день, когда в третьей паре должен был выступать Вадим Шаргородский, Колька прямо места себе не находил. В школе англичанка, слушая его бредовый ответ и глядя в невидящие Колькины глаза, даже всерьез встревожилась: не болен ли он?

Нет, Колька был здоров. Просто его похуже малярии трепала жестокая «предстартовая лихорадка», так хорошо знакомая всем спортсменам.