Мария Воронова - Клиника одиночества

– Входи, Ваня.

Стоило Анциферову познакомиться с Любой, как он запросто включил ее в свою орбиту. «Подруга любимой женщины – моя подруга», видимо, считал он. Не дожидаясь поощрений, Иван моментально перешел с ней на ты. Он то и дело поднимался к Любе за какими-нибудь хозяйственными мелочами, о которых никогда не беспокоилась безалаберная подруга и которые стали так необходимы с появлением в ее доме мужчины. Люба исправно снабжала его маслом, мукой и прочей бакалеей, Иван, дурачась, посылал ей воздушный поцелуй и с грохотом сбегал по лестнице.

Зоя не изменила привычке проводить вечера у подруги, поэтому Иван, не застав ее дома, направлялся к Любе, и начинались почти семейные посиделки, где Люба выступала в роли доброй тетушки, принимающей молодоженов. Ведь иногда влюбленным хочется побыть наедине, а иногда и в обществе.

Иван плюхнулся на диван, бесцеремонно устроив Зоины ноги на своих коленях.

– А мы сочиняем сценарий фильма про врачей, – похвасталась Зоя. – Я главный консультант, ты, если хочешь, тоже можешь принять участие. Расскажи какую-нибудь историю из жизни психов.

– Грешно смеяться над больными людьми, – насупился Иван. – Неужели ты, Люба, правду о врачах решила написать? Круто!

Искренний интерес к ее творчеству пролился целительным бальзамом на Любины душевные раны. Ни Зоя, ни тем более Иван не смотрели ее сериалы и мелодрамы, но они не считали ее труд позорным и недостойным.

– Не хочешь про психов, расскажи хотя бы про секс. – Зоя протяжно зевнула.

– Не понял?

– Редактор дал Любе задание сделать сценарий эротичным, а всем известно, что Иван Сергеевич Анциферов настоящий эксперт в этом вопросе. Ну-ка скажи, что наводит тебя на мысли о сексе?

– Ты, – немедленно прозвучал ответ.

Зоя скептически приподняла бровь:

– Допустим. А если обобщить твой предыдущий опыт? Что тогда?

– Тогда бабы.

– Какие?

– Практически любые.

– Видишь, Люба, с кем приходится иметь дело? Никакого креатива.

– Я вообще-то ориентируюсь на женскую аудиторию, – сказала Люба. – Понять бы, что им нужно...

– А им – мужики, – заявил Ваня авторитетно. – Для секса мужикам нужны бабы, а бабам – мужики. И нечего тут особенно понимать. Вставь в свой сценарий учения воздушно-десантных войск или шахтерскую забастовку.

Люба махнула рукой. Говорить с врачами об условности в искусстве так же бесполезно, как о методах удаления желчного пузыря с ней самой.

– Давайте поужинаем. – Она захлопнула ноутбук и отправилась в кухню.

Картошка была давно почищена, оставалось только зажечь под ней огонь, а форель, разделанная еще днем, дожидалась в холодильнике встречи со сковородкой.

Только Люба успела налить масло на тефлоновое покрытие, зазвонил телефон. Владимир Федорович, как не вовремя!

– Не ожидал, голубушка, не ожидал, – сказал он ласково, и Люба приосанилась, готовясь выслушать порцию похвал первой части своего сюжета.

– Я хочу спросить, Люба, не забыла ли ты, в каком жанре работаешь? У нас, напомню, мелодрама, а не вселенская трагедия.

Она прижала трубку плечом и бросила на сковородку куски рыбы.

– Нужен позитив, голубушка, позитив! Этого требуют от нас законы жанра и общественные тенденции. Кто весел, тот смеется, кто хочет, тот добьется, и так далее. А у тебя сплошная безысходность.

– Но это же только первая часть! Потом все нормально будет. Честные победят коварных, трудящиеся заработают много денег, а любовь победит вообще все. Эта штука будет посильнее, чем «Фауст» Гете! – пообещала Люба, поддевая рыбу: не пора ли переворачивать?

– Точно?

– Ну конечно!

Вот хорошо бы и в жизни так! После мрачной завязки блистательная кульминация и счастливый финал. Ах, если бы Владимир Федорович мог потребовать позитива от того, кто пишет сценарий ее собственной жизни!

– Что-то не слышу уверенности в голосе, – пробурчал редактор. – Люба, мы должны держать руку на пульсе эпохи. Это в перестроечные годы модно было создавать литературные произведения на тему «Ты дерьмо, я дерьмо, будущего нет», а сейчас совсем другая история. Все должно быть о’кей! Счастливая семья, любимая работа, белоснежная улыбка – вот к чему надо стремиться.

«Можно подумать, я не стремлюсь, – вздохнула Люба и убавила огонь под бурлящей картошкой. – Редактор то в одну крайность бросается, то в другую. Раздвоение личности прогрессирует, вот он и дает мне противоречивые указания в зависимости от того, в какой ипостаси находится. То речи об искусстве, то призывы работать по стандартам массовой культуры. Позитива в конце концов можно набраться в любом рекламном ролике, и Владимир Федорович прекрасно это знает».