Тадеуш Конвицкий - Хроника любовных происшествий

– Книги, прогулки, спорт, – беззвучно плакал Левка. – Я должен что-то сделать, иначе сорвется с привязи и меня убьет. У него же сокрушительная сила авиабомбы в тонну весом.

Снова появилась старая Путятиха. Принялась наводить порядок на столе, собирать стаканы, щербатые тарелочки, серебряные ложечки с истонченными краями. Город уже мерцал тысячами огоньков и казался теперь более близким, словно подкрался в вечернем сумраке к железнодорожному полотну и смотрел на новую зелень садов, на старые дома и заколдованные виллы, замершие в ожидании ночи.

– Уже поздно, пора спать, спокойной ночи, дорогие, – скрипела старуха. – Все хорошо, что в меру. Все хорошо, что хорошо кончается.

– Цецилька, возвращайся, слышишь? – крикнула еще раз Олимпия.

Левка подкатился теперь к ней.

– Вы озябли. Вижу гусиную кожу. Может, обнять, будет теплее?

Олимпия ничего не ответила, вертела в руках какую-то склянку. Левка, подрагивая от возбуждения, облапил ее.

– Какое нахальство, – очнулся техник-дорожник. – Откуда у вас такая натура?

Левка медленно обратил к нему широкое костистое лицо, словно растянутое на деревянном каркасе.

– А вы кто такой?

– Я человек.

– Ну и я человек.

Олимпия зябко поежилась и вдруг положила голову на Левкино плечо.

– Взгляните, какая луна, – проговорила томно.

Действительно, на остроконечной башне костела за кудлатым строевым лесом восседала огромная луна, багровая и перепачканная, словно выбралась из ящика с пылью и паутиной.

– Хенек, скажи какой-нибудь стих, – попросила капризно Олимпия.

– Я уже не пишу рифмованных стихов.

– А что пишешь?

– Белые стихи. Поэтическую прозу.

– Продекламируй что-нибудь, а то скучно и плакать хочется.

– Это не для вас, слишком сложно.

– Витек, – прошептала Грета. – Энгель тебе уже говорил?

– Нет, ничего не говорил.

– Я должна уехать. После окончания занятий в гимназии отец отправляет меня в Германию.

– Что случилось?

– Еще ничего не случилось. Он опасается войны.

– Кто опасается войны? – вмешался бдительный техник-дорожник.

– Пустяки, мы просто болтаем, – поспешно сказала Грета.

– Не будет никакой войны. Война немыслима в нынешнем мире. Войны никогда не будет.

– Всегда так говорили. – Олимпия оторвалась от плеча Левки.

– При современной технике война невозможна. Я читаю зарубежную прессу. К тому же достаточно поколесил по свету и знаю, что говорю. Кто с кем будет драться? Пан Витольд с Энгелем или Энгель с Левкой?

Витек протянул руку.

– Энгель, мы будем с тобой сражаться?

Тот схватил ладонь Витека и стиснул так крепко, что хрустнули косточки.

– Будем жить долго и счастливо до самой смерти. Как полагаете, доживем до двухтысячного года?

– Мне будет тогда восемьдесят лет, – сказал Витек.

– А мне семьдесят восемь, – сказала Грета.

– А вам? – Лева склонился над Олимпией, которая ковыряла в невидимой трещинке на столе. Патефонная пластинка уже лоснилась от вечерней сырости.

– Что мне?

– Охота ли вам дожить до двадцать первого века?

– Мне достаточно погибнуть в тысяча девятьсот семьдесят пятом году.

– Почему погибнуть?

– Потому что тогда настанет конец света.

– Господь Бог постоянно грозит концом света.

– При чем тут Господь Бог? Люди сами могут устроить конец света.

Пан Хенрик откашлялся и подсел к ним поближе, ибо философия была его коньком.

– Как ты это понимаешь, детка?

Олимпия снова поглядела на луну, которая уже свалилась с башни костела и медленно плыла по фестончатой линии лесного горизонта.

– Может, взорвут планету по ошибке, а может, попросту не хватит земли, воды, воздуха, и конец света будет наступать постепенно, как на смену осени приходит зима.

Кто-то приближался, петляя среди деревьев. Это была Цецилия. Она заботливо обнимала себя обнаженными руками.

– Какой очаровательный, какой странный вечер, – произнесла она дрожащим голосом. – Жуткая туча птиц висит над городом. А вы еще сидите?

– Делать нечего, надо идти спать, – сказал, вставая, Энгель.

– Вам хорошо, – вздохнула Цецилия. – А где мои порошки?

– Где-то тут были, – сказала Олимпия. – Наверняка склянка на столе, только в темноте не видно.

Все принялись ощупывать едва различимую крышку стола. Крупные майские жуки пролетали с деловитым гудением и стихали в ветвях сада, пряно благоухавшего смолой плодовых деревьев.

– Не могу найти моего ночного лакомства, – сетовала Цецилия. – Как же я засну без моей амброзии?