Питер Устинов - Старик и мистер Смит

— Сколько вам нужно?

Глаза доктора вспыхнули огнем.

— Если бы вы были обычным клиентом, я бы брал с вас по две тысячи за сеанс. Судя по нашему разговору, нам понадобится что-нибудь между десятью и двадцатью сеансами, а там станет ясно, как действовать дальше. В подобных случаях ничего нельзя сказать заранее. Ладно, пусть для начала будет тридцать тысяч. И это очень по-божески.

Старик сконцентрировался, и из его кармана стаей выпущенных на волю голубей полетели банкноты. Они кружились по всей комнате. Психиатр поймал одну из купюр и увидел, что она не зеленая.

— Это не доллары! — с нехарактерной для себя горячностью воскликнул доктор. — Это австрийские шиллинги! Откуда вы узнали, что я родился в Австрии?

— Я этого не знал.

— Бумажки ничего не стоят! Их выпускали еще до войны!

— Ну вот, видите, — удовлетворенно заметил Старик. — Все-таки я не вполне обычный клиент. Жаль, что вы сразу этого не поняли, ведь в остальном вы проявили недюжинную проницательность.

Трудно сказать, какими мотивами руководствовался доктор Кляйнгельд — низменной мстительностью или природной пытливостью ученого, — но он велел привести из одиночки Лютера Бэйсинга. Это был молодой человек весьма крепкого телосложения, с коротко остриженными волосами и обманчиво сонным, как у борца сумо, выражением лица. Лютер был известен в лечебнице как Бог-три и считался из всей троицы самым опасным.

— Так-так. Познакомьтесь. Бог-три, перед вами Бог-четыре.

Лютер Бэйсинг посмотрел на Старика и чуть вздрогнул. Казалось, сейчас он разрыдается. Доктор подал знак санитарам, и те на всякий случай прикрыли собой почтенного психиатра.

Тем временем Старик и Лютер Бэйсинг неотрывно смотрели друг на друга. Пока трудно было определить, кто побеждает в этой игре в гляделки.

— Поразительно, — прошептал врач санитарам. — В обычной ситуации Бог-три давно бы уже накинулся на новичка и разорвал его на части. Я потому и попросил вас присутствовать при беседе…

Он не успел договорить. Лютер Бэйсинг обмяк всей своей массивной тушей и опустился перед Стариком на колени.

Тот медленно приблизился к молодому человеку, протянул руку, но Лютер Бэйсинг не взял ее. Он сосредоточенно смотрел в пол. Было видно, что в мозгу у него идет напряженная работа, завязываются и развязываются какие-то узелки.

— Ну же, давайте я вам помогу. Вы слишком много весите, чтобы стоять на коленях.

Лютер Бэйсинг послушно протянул ручищу, похожую на гроздь бананов.

— И вторую. Мне нужны обе ваши руки.

Лютер протянул вторую. Старик взял сумасшедшего за пальцы, чуть потянул на себя и легко оторвал от пола.

Лютер Бэйсинг взвизгнул пронзительным фальцетом и засучил короткими, толстыми ножищами. Его стихией была земная твердь, и расставаться с ней Лютер не желал.

Старик проявил такт — поставил молодого человека на пол, раскрыл ему объятья и принялся его успокаивать, а всхлипывающий великан припал лбом к плечу утешителя и прерывисто задышал, как ребенок после приступа истерики.

Доктор Кляйнгельд:

— При виде Бога-один и Бога-два он впадает в неистовство, а с вами — сама кротость. Почему?

— В глубине души молодой человек знает, что, несмотря на все свои притязания, Богом не является. Видя других ваших пациентов, он понимает, что они тоже самозванцы, и абсурдность ситуации пробуждает в нем агрессию. В моем же случае бедняга почувствовал, что я лишен каких бы то ни было амбиций и даже желания что-либо доказывать. Ведь я не претендую на роль Бога. У меня нет нужды претендовать. — Старик покосился на приникшего к нему слонопотама. — Он уснул.

— Он несколько недель глаз не смыкал, — сообщил один из санитаров.

— Можете унести его, не разбудив? — спросил доктор.

— Попробуем.

Но стоило санитарам дотронуться до Лютера Бэйсинга, как тот моментально пробудился, взревел и раскидал дюжих молодцов в стороны. Старик вновь коснулся умалишенного и спросил в упор:

— Как вы меня узнали?

Лютер сощурил глазки, изо всех сил пытаясь вспомнить.

— Небесный хор… Я там пел… Пока голос не сломался… Миллион лет назад… Нет, больше…

— Увы, херувимом вы быть никак не могли. У них голос не ломается. К сожалению. Они пищат все так же пронзительно, как в стародавние времена, только фальшивить стали чаще. Должно быть, рутина заела.

— Я не знаю как, но я сразу вас узнал… Только вошел — и сразу узнал.

— Не стоит этого пугаться. Сила воображения прекраснейшим образом заменяет отсутствие опыта. Ничто из бывшего единожды не умерло окончательно, лишь переменило облик. Природа — великий архив всего некогда сущего. Разобраться в этом архиве невозможно, но на его полках хранится абсолютно все. Человеку удается краешком глаза разглядеть то один уголок, то другой. В момент озарения проскакивает искорка, которая выхватывает из тьмы кусочек прошлой жизни или укромный закуток, о существовании которого человек прежде и не подозревал. Знание близко, и обрести его может каждый, ведь иногда оно находится всего в нескольких дюймах от поля вашего зрения.