Новость, казалось, должна была обрадовать меня, но едва Бренда вышла из комнаты и каблучки ее застучали по лестнице — Патимкины спешили в аэропорт, чтобы встретить Гарриет, — как на меня нахлынула грусть. Я вдруг понял, что отъезд Бренды в Рэдклифф будет означать для меня конец. Даже с высокого табурета мисс Уинни мне вряд ли удастся разглядеть Бостон. Тем не менее, я рассовал свои пожитки по полкам и начал успокаивать себя тем, что со стороны Бренды не было и намека на то, чтобы прекратить наши отношения. Причины моего беспокойства гнездились в моем собственном сомневающемся сердце.
Я зашел в комнату Рона и позвонил тете.
— Алло? — сказала тетушка.
— Тетя Глэдис! Как поживаешь?
— Ты заболел?
— Нет, я чувствую себя прекрасно. Вот звоню, чтобы сообщить, что задержусь еще на неделю.
— Почему?
— Я же сказал: потому что мне здесь очень хорошо. Миссис Патимкин попросила меня остаться еще на неделю — до Дня Труда.
— У тебя остались чистые трусы?
— Я их стираю каждый вечер. У меня все в порядке, тетя Глэдис.
— Вручную трусы не отстираешь.
— Да чистые у меня трусы, чистые! Не волнуйся, тетя Глэдис. Я замечательно провожу время.
— Он зарастает грязью, а я не нервничай!
— Как там дядя Макс? — переменил я тему.
— Да что с ним станется? Дядя Макс есть дядя Макс. Мне не нравится твой голос, Нейл.
— Почему? По нему чувствуется, что на мне грязные трусы?
— Какой умник… Ничего, когда-нибудь ты поймешь!
— Что?
— Что значит «что»? Сам увидишь. Заживешься там, станешь брезговать нами…
— Никогда, родная!
— Увижу своими глазами — может, и поверю.
— Холодно там у вас, тетя Глэдис?
— Снег идет.
— Что, всю неделю было холодно?
— Кто сидит на заднице весь день, тому холодно. А для меня февраль еще не наступил.
— Ладно, тетя Глэдис. Передай всем привет.
— Тут тебе письмо от матери пришло.
— Это хорошо. Пусть полежит до моего приезда.
— А ты не можешь приехать, прочесть письмо и уехать назад?
— Нет, я подожду. Напишу им что-нибудь в ответ. Ну, пока. Будь послушной девочкой.
— А что у тебя с носками?
— Я хожу босиком. Пока, родная! — и я повесил трубку.
На кухне вовсю шуровала Карлота. Меня всегда поражало то обстоятельство, что характер труда не оказывал никакого влияния на отношение Карлоты к жизни. Все ее хлопоты по хозяйству походили на пантомиму, служившую иллюстрацией к напеваемой песенке, даже если пела она, как сейчас, песню «Я из тебя душу вытрясу». Карлота сновала от плиты к автоматической посудомойке — нажимала кнопки, вращала ручки, заглядывала через окошечко в духовку и время от времени отправляла в рот виноградину, отрывая ее от грозди, лежавшей в мойке. Мурлыча песенку, она принималась жевать эту виноградину — жевала ее, жевала, а затем неспешно снайперским плевком отправляла кожицу и зернышки прямиком в мусорное ведро.
Я поздоровался с ней, выходя через черный ход, и хотя Карлота промолчала, я ощутил духовное родство с темнокожей кухаркой — мы оба обхаживали семейство Патимкин, и оба угощались их фруктами.
Выйдя на задний двор, я некоторое время бросал в кольцо баскетбольный мяч; затем поднял с земли клюшку для гольфа и запустил мячик для гольфа в небо, навстречу солнцу; потом бил по футбольному мячу, стараясь попасть в ствол дуба; затем вернулся под баскетбольный щит и еще раз выполнил несколько штрафных бросков. Увы, ничего меня не забавляло — неприятно сосало под ложечкой, словно я не ел пару месяцев, и, хотя я вернулся на кухню и прихватил оттуда с собой гроздь винограда, ощущение пустоты в желудке не проходило. И я понимал, что дело вовсе не в недостатке калорий — это неприятное ощущение было всего лишь предвестником той полной опустошенности, которая непременно обрушится на меня после отъезда Бренды. Я, конечно, думал о предстоящей разлуке и раньше, но только прошедшей ночью мысли мои приняли мрачный оттенок. Любопытно, что в какой-то степени этому способствовал приезд Гарриет. Я думаю, факт приезда Гарриет драматизировал ситуацию вот почему: мы целую неделю говорили о ее предстоящем визите, и вдруг он стал реальностью. Точно так же будет обстоять дело с отъездом Бренды, о котором мы пока что только говорили.
Более того: грядущий союз Рона и Гарриет навевал мысли о том, что разлука — отнюдь не перманентное состояние. Влюбленные могут пожениться, даже если они очень молоды! Но мы с Брендой пока ни разу не заводили речи о женитьбе, если, конечно, не считать фразу, сказанную Брендой в ту ночь возле бассейна: «Если ты меня полюбишь, то все будет хорошо». Я ее люблю, она меня — тоже, но почему же тогда все отнюдь не хорошо? А может, я просто выдумываю все эти проблемы? Ведь наши отношения действительно зашли очень далеко! И тем не менее, сейчас, под живописным августовским небом, мне хотелось большего: я хотел, чтобы Бренда стала моей женой.
Читать дальше