Осне Сейерстад - Книготорговец из Кабула

Но в Хайатабаде не обязательно видеть, чтобы знать. Сидя в своей комнате, можно с закрытыми глазами определить, что у соседей гремит пронзительная пакистанская поп-музыка, что где-то играют, а где-то плачут дети, услышать, как бранит их мать, как женщина выбивает ковер, а кто-то моет посуду, почуять, что кто-то из соседей рубит чеснок, а у кого-то подгорела еда.

Запахи и звуки дополняются слухами. В этой части города, где все следят за поведением соседей, толки распространяются как лесной пожар.

Шарифа делит старую развалюху и малюсенький зацементированный дворик с еще тремя семьями. Когда становится окончательно ясно, что Султана сегодня не будет, она наведывается к соседям. Внизу сидят все женщины дома и несколько избранных гостей из соседних дворов. Каждый четверг здесь проходит религиозное собрание под названием назар. Женщины собираются помолиться и посплетничать.

Они потуже завязывает платки, укладывают молитвенные коврики по направлению к Мекке, встают на колени, припадают к земле, касаясь ее лбом и опираясь на предплечья, молятся, разгибаются, молятся, снова склоняются, и так четыре раза. Бога призывают молча, едва шевеля губами. Закончив, освобождают молитвенные коврики для других.

Едва смолкает произносимая шепотом молитва, как женщины во весь голос принимаются судачить, перебивая друг друга. Они усаживаются на подушки, разложенные вдоль стен. Накрытый клеенкой пол установлен чашками и пиалами. Хозяйка ставит перед гостьями чайник свежезаваренного чая с корицей и сахарный пирог из крошек печенья. Все закрывают лицо руками и молятся в последний раз, над пирогом раздается хор из приглушенных женских голосов: «Ла Элаха Эллаллаху Мухаммед-у-Расуллуллах!» («Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его!»).

Закончив молитву женщины, проводят руками по лицу. Начиная от носа, по лбу, сверху вниз по щекам по направлению к подбородку, пока руки не останавливаются у губ, как будто женщины собираются съесть свою молитву. Согласно старому поверью, передающемуся от матери к дочери, то, о чем попросила у Аллаха в назар, обязательно сбудется, если ты это заслужила. Молитвы идут прямиком к Аллаху, который решает, даровать свою милость или нет.

Шарифа молит Господа, чтобы Султан забрал ее с Шабнам в Кабул и все дети были бы с ней рядом.

После того как все попросили Аллаха исполнить их мечты, четверговый ритуал начинается по-настоящему. Чай с корицей, пирог и обмен последними новостями. Шарифа заводит, было, речь о том, что ожидает Султана с часу на час, но никто не слушает. На Сто третьей улице в Хайатабаде ее любовный треугольник давно уже перестал быть горячей темой. Героиней сплетен стала шестнадцатилетняя Салика. Два дня назад она совершила ужасное преступление и была посажена под домашний арест. Теперь она лежит на коврике, избитая, с кровоподтеками на лице и вспухшими красными полосами на спине.

Те, кто еще не знает всех подробных истории, слушают осведомленных открыв рот.

Впервые Салика оступилась еще полгода назад. Однажды вечером к ней подошла дочь Шарифы Шабнам и с таинственным видом вручила записку. «Я обещала не говорить, кто ее послал, но это мальчик, — сказала девочка, приплясывая от возбуждения и осознавая важности своей миссии. — Он боится признаться. Но я знаю, кто это».

За первой запиской последовали другие, с изображениями сердец, пронзенных стрелой, с I love you, написанным угловатым мальчишеским подчерком, с восхвалениями ее красоты. Теперь в каждом парне Салике виделся таинственный автор записок. Она тщательно наряжалась, следила за тем, чтобы волосы всегда были гладкими и блестящими, и проклинала дядю, который заставляет ее носить длинный платок.

Однажды она получила записку, в которой говорилось, что завтра в четыре часа поклонник будет стоять у столба рядом с ее домом, одетый в красный свитер. В тот день, возвращаясь, домой, Салика дрожала от возбуждения. Она принарядилась — надела светло-голубое бархатное платье и любимые украшения, золотые браслеты и тяжелые цепочки. Она шла рядом с подругой и едва осмелилась пройти мимо высокого юноши в красном свитере. Он стоял, отвернувшись и не посмотрел на них.