Юрий Рогоза: Музыка для богатых

– Ты просто хочешь отобрать у меня мечту! – не сдавалась женщина с акцентом. – Сука такая!.. Почему? Почему все имеют право на мечту, а я нет?! Харалдай, скажи ему!

Невидимый Никите Харалдай не ответил, продолжая что-то глухо напевать.

– Не отвлекай человека, не видишь – он делом занят, – ответил мужчина с командным голосом. – А мне верь, я знаю, что говорю…

– Да что ты, блядь, знаешь?.. Что?! – Голос женщины сорвался на крик. – А русское купечество? Или они тоже…

– Это серьезная тема, – «лейтенант» заговорил неторопливо и вдумчиво. – Очень серьезная. Одна из ключевых в истории России-матушки, ее в двух словах не раскроешь… Одно могу сказать сразу: русские купцы – чистые, настоящие, которые еще до второго жидовского полувнедрения дела вели, – они бы твоего Копейкина, как Муму, в Волге утопили. Только перед этим крепко бы морду набили, чтобы другим неповадно было православный мир жидовскими прибаутками дурманить…

– Ага! Значит, он все-таки существует, старик Копейкин! Ты сам только что признал!..

– Ты сиськами-то не тряси на радостях! Одно слово – баба! Чему радуешься-то?.. Нет никакого Копейкина, я так, образно!..

Никите не очень хотелось показываться на глаза странным незнакомым людям, но коварный Циммершлюз куда-то пропал, а простоять весь вечер на лестнице, слушая малопонятные разговоры, было бы совсем дико. Он, сделав глубокий вдох, преодолел последние ступеньки и, выйдя на ровное место, интеллигентно кашлянул.

Вершина той самой огромной таблетки, на которую он поднялся, выглядела еще футуристичнее, чем все остальное в пентхаусе. Идеально круглая и подходящая совсем близко к круглой сфере застекленного купола, она была так похожа на нос звездолета, что здесь вполне можно было бы снимать фильмы о космических путешествиях будущего. Видимо, именно поэтому неизвестный дизайнер сделал все, чтобы ее очеловечить, – часть таблетки, отведенная под просторную кухню-гостиную, в которой, собственно, Никита и оказался, была обставлена старинной деревянной мебелью, мягкими креслами и большим столом под белой скатертью, отчего кухня теряла сходство с командным отсеком звездолета и становилась похожей на уютную ночную палубу роскошного парохода.

«“Титаника”…» – сразу невесело решил Никита. Сходство усиливалось тем, что остальная, неосвещенная, часть таблетки была скрыта мраком, и Никите даже показалось, что он услышал доносящийся оттуда плеск воды.

«Все еще глючит, зараза…» – с раздражением подумал он.

– А, привет-привет, – произнес бодрый антисемит-русофил, оказавшийся совсем молодым (ненамного старше самого Никиты) плечистым парнем с лицом русского витязя, сбрившего бороду. – А то жидяра сказал, что у нас новый сосед, а сам сгинул куда-то… – Он протянул Никите крепкую и широкую, как лопата, руку. – Иконников. Виктор Петрович. Для своих – просто Витек.

– Никита. Бугров… – ответил Никита и снова кашлянул. В горле першило – не то от волнения, не то от плохого микеринского кокаина.

– А по отцу тебя как?

– Иванович.

– Во! – искренне возликовал Витек. – Наш парень, расейский! Ты – Иваныч, я – Петрович, кто не с нами – Рабинович!! Присаживайся, Никита, в ногах-то правды нет. Хотя, – помрачнев, добавил он, – при нынешних жидовских порядках ее нигде не сыщешь…

«Интересно, как он при таких взглядах с Циммершлюзом уживается?» – успел удивиться Никита, стараясь выдавить из себя бледную улыбку.

Если внешне Витек, одетый в простую черную футболку и старые джинсы, выглядел вполне обычно, то его собеседница, сверлящая Никиту недобрым взглядом, была одновременно похожа и на похотливую дворовую девку, и на злую колдунью из американского фэнтези-фильма. Ее лицо казалось блеклым и бесформенным, крупное грудастое тело закрывало мышиного цвета рубище, спутанные пепельные волосы были кое-как стянуты грязной резинкой, а на почти мужском запястье красовались краснозвездные командирские часы на потертом ремешке. Она курила самую настоящую папиросу, а на столе перед ней стоял недопитый стакан чая в подстаканнике.

Загадочный третий продолжал что-то бормотать, согнувшись в углу около плиты. Никита только краем глаза видел его покатую спину.

«Все-таки нужно было еще разок нюхнуть…» – запоздало решил он.

– А тебе говорили, Иваныч, что ты на педика похож? – цикнув зубом, спросила деваха, и Никита мучительно покраснел – в который уже раз за этот бесконечный день.

– Он не педик, – раздалось от лестницы. – Совсем даже наоборот. За что и пострадал… Шолом, дамы и господа.