Мария Галина: Покрывало для Аваддона

— Я с уроков сбежал, — укоризненно говорит он.

— Ну и молодец, — непедагогично замечает Августа, — а теперь давай, думай…

— Ещё и думай… — ноет Изя. — А о чём?

— Насчёт колёс с глазами. Какие ассоциации они у тебя вызывают?

— Какие ещё ассоциации? Полный шиз…

— Наркоманил этот Изекииль по-чёрному, — уныло говорит Ленка, — разве нормальному человеку такое в голову придёт? Херувимы на колёсах… Уверена, это какая-то конструкция.

— Космический корабль это, — авторитетно говорит Августа, — космический корабль пришельцев. Я в «Науке и религии» читала.

— Во-первых, это не оно, а птица Гаруда… А во-вторых, нам теперь что, на Байконур ехать?

— Да не наш, а пришельцев…

— Тем хуже. Где мы пришельцев возьмём?

— Музей морского флота? — с надеждой предполагает Изя.

— На модельки посмотреть хочешь, — догадывается Августа.

— Мы же всё равно не знаем, куда идти. Так какая разница?

— Я там была недавно, — печально говорит Ленка, — приятельница из Москвы приезжала, я её водила. Нет там колёс с глазами…

— Что-то новое, неизвестное науке…

— А кому известное?

Они бредут по бульвару. Изя нервничает и поминутно оглядывается.

— Не боись, — утешает Ленка, — ты за Гершензоном, как за каменной стеной…

— Да-а… как же!

— Монетку бросим, — говорит Августа, — если орёл — троллейбусный парк, а если решка — клиника Филатова…

— А музей морского флота? — упорствует Изя.

— Если станет на ребро…

— Маловероятно…

— А совет Девяти — вероятно? А саранча египетская?

— Ну так что? Кидаем?

Августа достаёт из кошелька монетку и широким жестом подбрасывает её в воздух.

Монетка летит по крутой дуге и, вместо того, чтобы упасть обратно в ладонь, падает на землю и откатывается к забору.

— Вот дура неуклюжая, — сокрушается Августа наклоняясь.

— На ребро! — вопит Изя, — что я говорил!

Августа нагибается, подбирает монетку, но, вместо того, чтобы распрямиться, стоит в согнутом положении и таращится на стенку. Рот у неё полуоткрыт.

— Ты что? — беспокоится Ленка, — радикулит прихватил?

Августа издаёт какое-то туманное восклицание и тычет в пространство кулаком, в котором зажата монетка.

— Колёса! — тихо говорит Ленка. — С глазами!

Там, на жёлтой облупленной стене, висит яркая афиша. На фотографии изображена какая-то неопределённая конструкция, ниже, чёрным по белому:

— Оно, — говорит Ленка, — точно оно…

— Знаю я этого Макогоненко, — холодно говорит Августа. — Пошёл в гору… а ведь бездарность. Эти его метаконструкции — чистейшей воды эпигонство.

— Колёса с глазами уж точно эпигонство. Но нам-то какая разница? Если тебе Иезекииль русским языком сказал…

— Изенька, — говорит Августа, — мы идём на выставку…

— А модельки…

— Ну, после сходим и к моделькам… Сначала — работа. Потом — развлечения.

— Нашли себе работу…

— Изька, — твёрдо говорит Ленка, — закрой рот…

Небольшой выставочный зал подозрительно переполнен народом — сначала Ленка натыкается на журналиста Нюму Дзержинского со своей женой Белозерской-Члек, потомственной дворянкой в первом поколении, потом на психоаналитика Кишинёвского, окружённого кольцом бледных одухотворённых пациенток…

— А ты знаешь, — говорит она удивлённо, — похоже, мы попали на самую презентацию.

— Ох, — Августа смущённо пятится к выходу, — неудобно.

— Брось, мы ведь не халявщики. У нас миссия.

— Да, но…

Изя пытается смыться, но Ленка крепко держит его за локоть.

Августа вдруг охает:

— Гляди! Гляди!

В дверях появляется поэт Добролюбов под руку с Генриеттой. Она в новой блузке — точная копия той, что на Августе, в воздушной полупрозрачной шляпке… На них все оборачиваются. Поэт Добролюбов гордо поглядывает по сторонам…

— Ну, Гершензон, — очумело бормочет Ленка, — ну, даёт!

— Держит марку, — уныло говорит Августа.

— Дамы! — восклицает доцент Нарбут, пробиваясь к ним сквозь толпу, — и вы тут?

В руке у него бокал с шампанским. Ленка делает неуверенное движение по направлению к угловому столику, но Нарбут останавливает её.