Виктория Райхер - Йошкин дом

— Знаешь, как—то вскольз заметила Виолетта, — кажется их все—таки еще не переводят в закрытый павильон. Март мне сказал, что на прошлой неделе приходил доктор и разрешил им оставаться на общей территории еще по крайней мере полгода. И это хорошо, я считаю — там, на общей территории, все—таки веселей.

— Да, = повторил я машинально, думая о своем. — По крайней мере, полгода. Да.

— В конце концов, — продолжила Виолетта чуть раздраженно (она не любила, когда я ее плохо слушал), — в конце концов, эти зоопарки для того и созданы. Какой смысл запирать всех в закрытые павильоны, чтобы никто не мог на них посмотреть?

— Да, — ответил я не слушая, — да, в конце концов, эти зоопарки для того и созданы. Чтобы никто не мог на них посмотреть.

С восхищением — Эммочке,

с нежностью — Эфраиму,

с приветом — Витьке Семенову,

и с благодарностью — Дине

— Валерик! — сказала Ада Валерьяновна и засмеялась. Смех получился ненатуральным. — Валерик… — прошептала Ада Валерьяновна жалобно. Вышло слишком тихо.

— Валерик. — позвала Ада Валерьяновна ласково и уже на букве «р» поняла, что перестаралась.

— Валерик? — спросила Ада Валерьяновна у зеркала и вздохнула. Пустая квартира ответила тишиной. Ада Валерьяновна надела кухонный фартук, прошла на кухню, подошла к столу, передвинула клубничного цвета заварочный чайник с центра с пола чуть левей, а свою любимую чашку в виде бутона тюльпана — ближе к центру. Потом сняла фартук, покосила на крючок возле раковины, вернулась к столу, убрала чашку в виде бутона тюльпана в холодильник, подумала и засунула туда же тряпочку для вытирания пыли. Достала из холодильника простой карандаш и почесала голову под волосами, собранными в пучок. После чего переместилась в комнату, села и кресло—качалку и взяла телефонную трубку.

— Алло, Валерик? Привет, любимый сын.

— О, мамуля, — раскатился и трубке Валерик, привет, любимый мать. Чего слыхать?

Голос веселый. Он там что, пьет?

— Валюня, у меня тут большая удача. Я сумела полностью освободить эти выходные. И скоро к тебе приеду.

— Когда, мамуль?

Ада Валерьяновна сделала небольшую паузу.

— Сейчас.

На том конце провода все умерли. Ада Валерьяновна начала неспешно считать про себя до десяти. На счете «девять» Валерик воскрес.

— Когда? — переспросил он с ударением на «когда».

— Я же говорю — сейчас, — Ада Валерьяновна подбавила в тон чуточку раздражения. — Сегодня суббота, утро. Как раз удобно. Я доеду до тебя часа за три, нужно посмотреть расписание электричек. И у нас будут целые выходные, до завтрашнего вечера. В понедельник утром мне уже нужно быть дома. В общем, жди меня через три часа.

В этот раз потребовалось сосчитать до пятнадцати.

— Мамуль!

— Что, мой хороший?

— Мамуль, ты уверена, что так этого хочешь?

— Что значит «уверена»? Я не видела тебя почта два месяца! И это при том, что. когда я последит! раз посещала врача, он сказал мне, что у меня ужасные анализы.

На слове «анализы» Валерик тихо икнул.

— Мамуль!

— Да, мои любимый мальчик?

Трубка завибрировала у Ады Валерьяновны в руке.

— Мамуля, я не могу через три часа.

— Что значит «не могу»? К тебе приезжает больная мать, а ты «не могу»? Чем ты, прости пожалуйста, занят? У тебя выходной, на работу тебе не надо.

— У меня докторская конференция в понедельник. Мне нужно готовиться.

— Прекрасно. Ты будешь готовиться, а я пожарю тебе котлеты. Ты любишь мои котлеты.

— Мама, я обожаю твои котлеты.

— Ну вот видишь, — сказала Ада Валерьяновна. Раз. Два. Три. Четыре. Восемь. Девятнадцать. Ада

Валерьяновна покачивалась и кресле—качалке. Кресло—качалка чуть—чуть скрипела.

— Мама, — серьезно сказал Валерик, — пожалуйста, не надо приезжать сейчас. У меня доклад, мне надо готовиться, я очень занят!

— Хорошо, — сухо ответила Ада Валерьяновна, — как скажешь. Не думаю, что в ближайший год мы с тобой еще увидимся, но это, похоже, тебя не волнует. Ну что ж. Слава богу, у меня еще есть дочь!

Тема дочери была опасной темой. После того как четыре года назад дочь отказала матери в какой—то просьбе, Ада Валерьяновна разорвала их отношения навсегда. Только с внуком общалась, его она любила.

— Мам, послушай — начал Валерик.

— Мне нечто слушать, — отрезала Ада Валерьяновна, — я все поняла. — С этими словами она бросила трубку, откинулась в кресле—качалке и посмотрела на часы. Часы показывали без пяти десять. Ада Валерьяновна сидела и следила глазами за секундной стрелкой. Ровно в десять раздался звонок телефона.